Книга Миф. Греческие мифы в пересказе - Стивен Фрай

Двенадцатый мы с мамой съели вчера вечером. Там еще осталось, если тебе холодное ничего? Очень вкусно, особенно с пастой из горчичного семени, которую я придумал.

— Спасибо, но не буду, — сказал Аполлон. — Это ты дальновидно сделал — послал вот так дыма богам, — добавил он. Аполлону подношения нравились, как любому другому богу. — Очень уместно.

— Ну, — проговорил Гермес, — поглядим, подействовало ли, ага? — И он без всякого предупреждения сиганул Аполлону на руки и вцепился ему в плечи.

От молниеносных ума, тела и замашек этого поразительного младенца у Аполлона голова шла кругом.

— Поглядим, подействовало ли — что?

— Мой замысел втереться в доверие к нашему папе. Отнеси меня на Олимп и познакомь меня со всеми, — ответил Гермес. — На том незанятом двенадцатом троне явно мое имя начертано.

Двенадцатый бог

Всё в Гермесе было быстрым. ум, смекалка, порывы и рефлексы. Богов Олимпа, уже польщенных изысканным душистым дымом, что накануне проник с горы Киллены к ним в ноздри, новенький совершенно обаял. Даже Гера подставила щеку для поцелуя и объявила ребенка очаровашкой. Никто и глазом моргнуть не успел, как Гермес уже сидел у Зевса на коленях и дергал его за бороду. Зевс хохотал, а с ним и все остальные боги.

Каковы же будут обязанности у этого бога? Летучесть его ума и стоп подсказали мгновенный ответ: пусть будет вестником богов. Чтобы придать Гермесу еще больше прыти, Гефест соорудил ему обувь, которая станет фирменной Гермесовой, — таларии, пару крылатых сандалий, что позволяли перемещаться с места на место быстрее орла. Гермес так непритворно возрадовался им и прижал к себе Гефеста с такой теплотой и благодарной нежностью, что бог огня и горнил тут же ухромал к себе в мастерскую и через сутки ожесточенной работы вернулся с крылатым шлемом — посадка по голове, гибкая кромка — в пару к талариям. Шлем придавал Гермесу некоторое величие и заявлял миру, что этот шустрый юный красавец — представитель устрашающей мощи богов. Для дополнительной элегантности и шика Гефест подарил Гермесу серебряный жезл, увенчанный крыльями и обвитый двумя змеями[97].

Байки о проделках Гермеса премного забавляли Зевса с самого начала. Хитрость и лукавство, какие выказал этот юнец, уведя у Аполлона коров, сделали Гермеса естественным покровителем пройдох, воров, лгунов, жуликов, картежников, дельцов, проказников, балагуров и спортсменов. У лгунов, проказников и балагуров есть и возвышенная сторона — так Гермес участвует в литературе, поэзии, ораторском мастерстве и остроумии. Искусность и прозорливость позволили ему царить в науке и медицине[98]. Он стал богом торговли, пастухов (разумеется), странствий и дорог. Несмотря на то что музыка тоже его изобретение, он, как и обещал, подарил эту божественную ответственность Аполлону. Аполлон упростил устройство лиры, заменив панцирь черепахи изящной изогнутой рамой из золота, и в таком виде этот классический инструмент дожил до наших дней.

Я уже говорил, что Артемиду и Афину можно рассматривать как противоположности (дикое — окультуренное, порывистое — обдуманное и так далее), в той же мере переменчивость, быстроту и энергичные импульсы движения и обмена, воплощенные в Гермесе, можно в точности противопоставить безмятежности, постоянству, порядку и сосредоточенной домашней самодостаточности Гестии.

Помимо жезла, шлема и крылатых сандалий, которые Гефест смастерил для Гермеса, его символы — черепаха, лира и петух. Римляне назвали его МЕРКУРИЕМ и поклонялись ему почти с таким же пылом, как и греки. Он был гладкокож, как и сводный брат его Аполлон (они стали вернейшими друзьями), и, как Аполлон, был божеством света. Его свет не золотой, как у брата, а серебряный — ртутно-серебряный. И, конечно, простое вещество, названное в его честь «меркурием»[99], все еще именуют «быстрым серебром», а все меркуриальное напоминает нам об этом восхитительном боге. Позднее Гермес примет на себя важнейшую, быть может, божественную задачу, но пока усадим-ка мы его на двенадцатый трон и впитаем величие Мегала Казании[100] — грандиозной сцены на вершине горы Олимп.

Олимпийцы

Два больших трона, а напротив — десять поменьше. На каждом теперь восседает бог или богиня. Зевс протягивает левую руку Гере. Мегала Казания, амфитеатр, выломанный в олимпийских скалах гекатонхейрами во время великой битвы титанов, расстилается пред взорами богов[101]. Великий рев ликования взлетает над толпой бессмертных, собравшихся засвидетельствовать грандиозное событие, миг высшей славы Зевса.

Владычица неба берет его за руку. Она довольна. Они с ее беспутным мужем провели Беседу. Никаких больше новых богов. Никаких совращений и беременностей у нимф или титанид. Додекатеон составлен, и Зевс теперь займется серьезным делом — укреплением своей вечной власти. Она, Гера, всегда будет рядом, чтобы поддержать и направить его, проследить за порядком и соблюдением приличий.

Зевс оглядывает десять улыбающихся богов, что воссели перед ними, чувствует, как Гера сжимает его ладонь, и понимает, чтó именно это крепкое пожатие означает. Он приветствует толпу прощенных титанов и полуобморочных нимф, собравшихся внизу. Циклопы, гиганты, мелии и океаниды толкают друг дружку, чтобы лучше видеть. Застенчиво трепещут хариты и оры. Низко кланяются Аид, эринии и прочие темные существа преисподней. Триста рук гекатонхейров машут в знак свирепой приверженности.

Итак, чтобы возвестить о начале Правления Двенадцати, Гестия сходит с трона и возжигает масло в громадной сияющей чаше из кованой меди. Великий вопль ликования разносится по горам. В вышине парит орел. По небу раскатывается гром.