Книга Правила логики - Чингиз Абдуллаев

— Он спросил, кто к нему придет.

— Как именно он спросил?

— Он сказал, — парень впервые наморщил лоб, такогоконкретного вопроса никто ему не задавал, — он спросил: кто придет к нему…еще?

— Точнее.

— Он сказал; «Кира, кто еще придет ко мне?». Теперьточно.

— А почему еще? Там что, были до этого посетители? Илиможет он с кем-то встречался в лифте?

— Он не мог встречаться в лифте, — сразу ответилНазаров, — у него был свой лифт, особый, президентский. А все приезжали наобычном лифте слева. Нет, у него никого не было в этот день. Это точно.

— Что было дальше?

— Потом пришла журналистка из «Независимой». Кажется,Горюнова. Ее допрашивали в суде.

— Я не спрашиваю, кого допрашивали или нет, —терпеливо поправил Назарова «Дронго». — Мне важно знать, что было дальше.

— Она пришла, и я проверил ее сумку. Там ничего небыло. Журналистка прошла внутрь и взяла интервью у Аркадия Борисовича. Потомпринесли кофе из буфета. Его принесла Лена, ее тоже потом допрашивали. Но кофеготовила не она и в лифте, где она ехала, было много свидетелей. Лена передалаподнос с кофе Кире, и та понесла поднос в кабинет Воробьева.

— Поднос был накрыт салфеткой?

— Да, но там пистолета не было, — упрямо сказалНазаров.

— Откуда ты знаешь? — разозлился Родионов, —вечно ты со своим мнением вылезаешь.

— Две маленькие чашки были и кофейник, — упрямовозразил Назаров, — я видел. Там больше ничего не было. Поэтому и говорю.Кира внесла поднос и почти сразу вышла. В этот момент на президентском лифте кнам поднялась Светлана Викторовна, ну… значит, теперь вдова покойного.

— Она воспользовалась лифтом Воробьева? — уточнил«Дронго».

— Да. И вошла в приемную. Кира ее увидела, когда вышлаи спросила, нет, сказала, что там журналистка.

— А Светлана Викторовна не вошла?

— Нет, она сказала, что будет ждать. Но попросила Кирудоложить о своем приходе.

— Она часто к вам приходила раньше?

— Да, иногда заходила.

— И всегда просила доложить о своем приходе? —усмехнулся «Дронго». На жену преуспевающего банкира это мало похоже.

— Она всегда ждала в приемной, если у АркадияБорисовича были посетители. Он не разрешал никому входить без доклада, даже ей.Строгий был очень.

— Ясно. Давай дальше.

— Журналистка вышла, и она вошла.

— Дальше…

— Журналистка ушла. Да, я вспомнил, она разлила кофе.Извинялась перед Кирой, что такая неловкая. Та ее успокаивала. Она разлила кофена стол, когда убирала микрофон. Кира сказала, что успела все вытереть.

— Понятно.

— Потом пришла эта артистка Марина Левина. Она немногоподождала, пока вышла Светлана Викторовна, и вошла в кабинет. Но тоже быланедолго, минут пять-десять. И быстро ушла. Потом Кира понесла какие-то бумаги.

— Значит, Кира была последней, кто видел Воробьеваживым?

— Да, но после того, как она к нему зашла, позвонили изМинистерства финансов. И она при мне соединила Воробьева с позвонившим. Ониразговаривали, а потом Кира вышла. И когда вернулась, ушел я. Пришел Кочкин. Ине успел я доехать до первого этажа, как все стали кричать, суетиться ивыяснилось, что был убит Аркадий Борисович.

— Подробнее, пожалуйста, как вы уходили. Значит,Аркадий Борисович поговорил по телефону, потом Кира куда-то вышла.

— В туалет, наверно.

— Возможно. Что было дальше? Вспоминайте оченьподробно.

— Значит, так. Кира пришла. Я курить очень хотел, но немог. Поэтому все время смотрел на часы. Как только пришел Кочкин, я досталсигареты и, уступив ему свой пост, пошел к лифту.

— К какому лифту?

— К служебному, конечно. К обычному.

— В коридоре никого не встретили?

— Встретил. Денисов там был. Завязывал шнурки. Я хотелего подождать, но он махнул рукой, езжай, говорит, — А кто такой этотДенисов?

— Из планового отдела. Ему за пятьдесят, но он ещедержится. Даже волосы, говорят, красит.

— Он в суде выступал?

— Да, его тоже допрашивали. Но он не заходил к нам вприемную, это точно.

— Значит, в лифте вы ехали один?

— Да. Доехал до первого и услышал крики. Вот и все. Повсем фактам виновный я получаюсь, — Назаров опустил голову. «Дронго»протянул ему пачку предварительно приготовленных сигарет.

— Курите.

Парень жадно затянулся. «Дронго» смотрел на него сосмешанным чувством жалости и недоумения. Непонятно, каким образомподставленный, Назаров явно не годился на роль хладнокровного убийцы, сумевшегопродумать хитроумный план устранения банкира и совершить это с такой поражающейвоображение легкостью.

Здесь что-то не сходилось, и он это чувствовал.

Они разговаривали еще минут пятнадцать-двадцать, поканаконец «Дронго», отдав еще одну пачку сигарет, не закончил своегосвоеобразного допроса.

— Спасибо, Роман, — поблагодарил онзаключенного, — думаю, ты мне очень помог.

Назаров поднялся. Он уже знал, что завтра его отправляют поэтапу, несмотря на кассационную жалобу адвоката. Тюрьмы были переполнены, иответа на жалобу заключенный мог вполне дождаться в колонии, «справедливо»считало тюремное начальство. Больше никаких надежд не оставалось. В его глазахтеперь остался только страх и боль от всего пережитого.

— Вам больше ничего не нужно? — спросил Назаров.

— Спасибо, больше ничего.

Назаров, судорожно достав носовой платок, вытер лоб.

«Дронго» обратил внимание на платок.

— Откуда? — спросил он. У Назарова не могло бытьтакого хорошего хлопчатобумажного платка.

— Кира принесла, — виновато сказал Назаров, —жалеет меня.

Больше не было произнесено ни слова. Только перед уходомНазаров еще раз оглянулся и как-то виновато улыбнулся, вернее, попыталсяулыбнуться, отчего его лицо приняло какое-то страдальческое выражение, и вышелиз комнаты.

— Что ты думаешь? — сразу спросил Родионов у«Дронго».

— Ясно одно, — услышал он невозмутимыйответ, — парень никого не убивал.

Нужно искать убийцу.

На киностудию, куда они поехали по предложению «Дронго»,попасть было сложнее, чем в тюрьму. Коммерческие структуры, цепкооккупировавшие бывшие павильоны киностудии, выставили надежный заслон извоенизированной охраны, не пропускавшей на территорию охраняемого объектаникого из посторонних. Пришлось долго доказывать бестолковым охранникам, куда изачем они идут.