Книга Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи - Михаил Вострышев

Непрерывный ряд царедворцев различных чинов стоял во всех дворцовых покоях на пути посольства и поражал иноземцев блеском и роскошью своих парчовых и бархатных кафтанов. Но, вступив в Грановитую палату и увидев царя, сидевшего на троне в большом наряде, окруженного важнейшими сановниками и символами его державной мощи, иноземцы во сто крат больше прежнего были изумлены необычайным богатством царской казны. Не только шапка, бармы и прочие одежды государя горели большими драгоценными камнями, но и царский трон, иконы над ним и по бокам также блистали золотом, рубинами, алмазами, изумрудами и яхонтами. Юноши в белых атласных кафтанах, с золотыми цепями на груди, с позолоченными топориками на плечах стояли по сторонам от трона в виде почетной стражи. Бояре и духовенство сидели и стояли вдоль стен и возле трона в глубоком и почтительном молчании. Недалеко от трона стояли и государевы стряпчие – чиновники, которые носили за государем и подавали ему в случае надобности посох, платок, коврик под ноги, складной стул и т. п.

Среди стряпчих иноземцы в Грановитой палате выделили одного, который держал на серебряном блюде полотенце. Он по данному знаку подносил государю серебряный рукомойник и такую же лоханку, в которой царь мыл руки, а потом вытирал их лежащим на блюде полотенцем. Этот обряд омовения совершался государем каждый раз, когда ему приходилось принимать из рук иноземцев привезенные ими грамоты или допускать их к руке. Вероятно, при этом имелся в виду подобный же обычай византийского придворного этикета. Но не следует исключать и предрассудок против всего иноземного, как нечистого и басурманского, который был силен в Московской Руси. Он стал исчезать только со времен Петра Великого, который близко общался с иноземцами и приучал к тому же своих приближенных.

Омовение рук царем после приема иноземных послов

Художник Н.Д. Дмитриев-Оренбургский

Обычай омовения рук производил тяжелое впечатление на послов. Они осязательно убеждались в том, как пренебрежительно смотрят русские на иностранцев.

Живший в то время в России английский путешественник Джером Горсей оставил свои воспоминания о жизни царского двора.

Вот как Иван IV принимал английского посла: «Как было назначено, около девяти часов в этот день улицы заполнились народом и тысяча выстроенных в ряды стрельцов в красных, желтых и голубых одеждах, с блестящими самопалами и пищалями в руках, стояли на всем пути до дворца царя. Князь Иван Сицкий в богатом наряде, верхом на прекрасной лошади, богато убранной и украшенной, выехал в сопровождении трехсот всадников из дворян, перед ним вели отменного жеребца, также богато убранного, предназначенного для посла. Но тот, недовольный тем, что его конь хуже, чем у князя, отказался ехать верхом и отправился пешком, сопровождаемый своими слугами, одетыми в ливреи из стамета[4], хорошо сидевшие на них. Каждый из слуг нес один из подарков (в основном блюда). У дворца их встретил другой князь, который сказал, что царь ждет его. Баус отвечал, что идет так быстро, как может. Переходы, крыльцо и комнаты, через которые вели Бауса, были заполнены купцами и дворянами в латотканых одеждах. В палату, где сидел царь, вначале вошли слуги посла с подарками и разместились по одну сторону. Царь сидел в полном своем великолепии, в богатой одежде, перед ним находились три его короны, по обе стороны царя стояли четверо молодых слуг из знати, называемых рынды, в блестящих кафтанах из серебряной парчи с четырьмя серебряными топориками. Наследник, и другие великие князья, и прочие знатнейшие из вельмож сидели вокруг него. Царь встал, посол сделал свои поклоны, произнес речь, предъявил письма королевы. Принимая их, царь снял шапку, осведомился о здоровье своей сестры, королевы Елизаветы. Посол ответил, затем сел на указанное ему место, покрытое ковром. После короткой паузы, во время которой они присматривались друг к другу, он был отпущен в том же порядке, как и пришел».

Затем Джером Горсей был очевидцем приема крымского посла: «Его великий враг послал ему своего посла в сопровождении других мурз. По их обычаю так называли знать. Все они были на хороших конях, одеты в подпоясанные меховые одежды с черными шапками из меха, вооруженные луками и стрелами и невиданными богатыми саблями на боку. К ним была приставлена стража, караулившая их в темных комнатах, лучшей пищей для них было вонючее конское мясо и вода. Им не давали ни хлеба, ни пива, ни постелей.

Прогулка посла по двору Посольского дома.

Художник Н.Д. Дмитриев-Оренбургский

Когда пришло время представить посла царю, все они подверглись еще и другим обидам и оскорблениям, но перенесли это с равнодушием и презрением. Царь принял их во всем великолепии своего величия, три венца стояли перед ним, он сидел в окружении своих князей и бояр. По его приказанию с посла сняли тулуп и шапку и надели одежду, затканную золотом, и дорогую шапку. Посол был очень доволен, его ввели к царю, но сопровождавших его оставили за железной решеткой, отделявшей их от царя. Это сильно раздражало посла, который протестовал своим резким, злобным голосом, с яростным выражением лица. Четыре стражника подвели его к царю. Тогда это безобразное существо безо всякого приветствия сказало, что его господин… великий царь всех земель и ханств, да осветит солнце его дни, послал к нему, Ивану Васильевичу, его вассалу и великому князю всея Руси, с его дозволения узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом, от которого он посылает ему избавление. Тут посол вытащил грязный острый нож: “Этим ножом пусть царь перережет себе горло”

Его торопливо вытолкали из палаты без ответа, и попытались было отнять дорогую шапку и одежду, но он и сопровождавшие его боролись так ожесточенно, что этого не удалось сделать. Их отвели в то же место, откуда привели, а царь впал в сильный приступ ярости, послал за своим духовником, рвал на себе волосы и бороду как безумный».

Московская царица

Боярин Федор Нагой много лет прожил в ссылке и неожиданно для самого себя получил царский указ немедленно вернуться в столицу. Нагой не мог объяснить для себя, благодаря чему с него сняли опалу. Между тем дело обстояло очень просто. В вотчине опального боярина случайно, проездом, был князь Одоевский – один из послов, постоянно ездивший из Москвы к польскому королю. Вернувшись в Москву, князь, выполнивший свою дипломатическую миссию очень неудачно, придумал способ расположить к себе царя. Он в ярких красках описал ему красоту боярышни Марии Нагой. Иван так увлекся этим описанием, что немедленно приказал вернуть в Москву Федора Нагого со всем его семейством.