Книга Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом письме Сфорца опять ссылается на обвинения, невольно вырвавшиеся у него в Милане, и ясно, что он искренне верит в сказанное. Историки, отрицающие ужасное подозрение, рассматривают слова Джованни Сфорца как клеветническое обвинение, выдуманное им в состоянии неконтролируемой ярости, когда ему хотелось отомстить Борджиа. Правда, не похоже, чтобы они обращали внимание на поведение Сфорца в целом; прежде всего начиная с таинственной скрытности до признания в Милане и непрерывных упоминаний впоследствии – обо всех этих моментах, которые привели его к непоколебимой уверенности в собственной правоте. На чем все-таки основывалась его уверенность?
Живший страстями, Александр выражал отеческую любовь чересчур пылко. Его любовь не ограничивалась духовной сферой; создавалось впечатление, что его волнует только материальная сфера общения: появление детей, их поведение, голоса, черты характера. Его бредовые идеи относительно герцога Гандийского напоминают ослепление влюбленного, как, впрочем, и в случае с Чезаре. Его чувства к Лукреции излишне нежны; сравнивая дочерей с дерзким мужским потомством, чувствительные отцы всегда сильно переживают. А если это так, то даже у такого уравновешенного человека, каким был граф де Пезаро, при виде любви папы к дочери могла здорово закружиться голова. Или Джованни владел неопровержимыми доказательствами, чем-то большим, чем просто намеки и подозрения: может, он видел ясный ответ в глазах тестя? Реальность такова, что, выдвигая обвинения против папы, Джованни продолжал настаивать на возвращении жены, предполагая, что у него есть причины считать ее невиновной, а может, потому, что на самом деле между отцом и дочерью ничего не происходило или в худшем случае, что Лукреция согласилась на это, будучи не в себе. В таком случае все – сознательное действие, желание, ответственность и позор – должно было быть на совести другого человека.
Александр занял позицию полнейшей невиновности. Он продолжал умолять миланских Сфорца помочь ему разобраться с их родственником, обсуждая с ними эту проблему, лавируя между правилами, доказательствами, оправданиями и отговорками (возможно, он зашел слишком далеко, приписав Джованни с невероятной ловкостью физический недостаток, умудрившись обмануть людей гораздо более умных, чем Сфорца). В итоге Джованни, не выдержав, уступает, когда встает вопрос о юридической силе более раннего брачного контракта между Лукрецией и доном Гаспаре д'Аверса, и Ватикан испускает вздох облегчения. С того момента, как был получен ответ, все пошло обычным порядком, и было не избежать безоговорочной капитуляции.
Официальное дело о разводе рассматривалось Алессандрино Джованни Антонио, кардиналом Сан-Джорджо, Антоньотто Паллавичини, кардиналом Санта-Прасседе, и аудитором Роты, гуманистом Феллино Сандио. Получив ответ Джованни, папа тут же вызывает кардинала Алессандрино и в присутствии Асканио Сфорца, одного из самых ловких и наиболее выдающихся канонистов Ватикана, передает ему письменное свидетельство Джованни. Кардинал читает, качая головой. Предложения, содержащиеся в заявлении Джованни, по мнению кардинала, «не соответствуют статьям закона». Брак может быть расторгнут только в двух случаях: либо путем приговора, вынесенного комиссией кардиналов, либо папская булла приведет к соглашению обе стороны. Александр VI заявил, вздохнув, что подобные слова ставят его в щекотливое положение, и долго рассуждал о собственной чести и достоинстве своей дочери, о том, что следует проявить такую изобретательность, чтобы развод не запятнал имени Борджиа. Из-за любви, которую он питает к герцогу Миланскому и кардиналу Асканио, он настаивает на том, чтобы его зять выбрал из двух имеющихся альтернатив. Как пишет кардинал Сфорца в письме Джованни, «проявляет высочайшее милосердие и демонстрирует уважение и добрые намерения в отношении нашей семьи, он [папа] хочет передать в полное распоряжение Вашей Светлости [Джованни] приданое дочери». Если же он откажется, то этот милосердный акт обернется серьезными неприятностями. Существовавшая ранее договоренность о браке Лукреции и доном Гаспаре д'Аверса теперь не упоминалась в качестве мотива для расторжения брака; после того как кардинал Алессандрино забраковал его как нечестный, о нем было лучше не упоминать.
Джованни Сфорца выбрал наименее тяжелый для себя вариант, а именно судебное разбирательство, которое освобождало его от признания в супружеской несостоятельности. С этого момента папа начал выражать удивление и неудовольствие, поскольку усмотрел задержку в деле, и жаловался, что Сфорца намеренно пытается разрушить следующий брак Лукреции, подготовка которого шла уже полным ходом. Сфорца упорно стоял на своем, заявляя, что ничто не заставит его подписать заявление, содержащее кошмарную фразу: «quod non cognoverim Lucretiam»{6} Он столь упорно настаивал на своем, что миланский посол Стефано Таверно из уважения к чувствам понтифика не позволил зачитать письма Джованни в Ватикане. Папа, писал Таверно, настоятельно требует развода и хочет доказать, что его дочь осталась «virgo intacta» (девственницей) с графом де Пезаро, «а если это будет признано, то он сможет отдать свою дочь за другого». В конце концов после переговоров, длившихся в течение долгих месяцев, Людовико Моро предупредил Джованни, что если тот не согласится выполнить волю папы, то он лишит его своей поддержки. Это бы означало крах, и у Джованни не хватает мужества, чтобы и дальше настаивать на своем. Вконец измученный, он капитулирует.
Ученые богословы собрались на заседание 18 ноября 1497 года во дворце Пезаро. Когда все расселись, в зале появился граф и, по всей видимости, повторил фразу, написанную им Людовико Моро: «Я не осмелюсь противоречить Его Святейшеству, если он желает настаивать на собственной правоте. Пусть делает что хочет». Хотя это и вызывает у него внутренний протест, Джованни ставит подпись в присутствии свидетелей. Отправленный Асканио Сфорца документ содержал крайне необходимую фразу, свидетельствующую об отсутствии супружеских отношений в браке, что давало кардиналу возможность предпринимать все необходимые шаги для признания брака недействительным. Теперь, после вынужденного отступления во всех письмах к герцогу Миланскому, Джованни не уставал повторять просто для собственного успокоения, что только потому подписал заявление, что против него действовала более мощная сила. В Риме кардинал Алессандрино, кардинал из Санта-Прасседе и мессир Феллино Сандио внимательно изучали безукоризненные формулировки, прикрывавшие грехи и обман.
Лукреция, в то время как ее личность являлась предметом столь многочисленных дискуссий и в Италии увеличивалось число претендентов на ее руку, пребывала в полном спокойствии.
Известие о смерти Хуана застало ее в монастыре Сан Систо, и, обладая пылкими чувствами, присущими их семейству, она была убита горем.
Лукреция всегда пребывала в уверенности: что бы ни случилось, она сможет рассчитывать на своего элегантного и блестящего брата. После бегства графа де Пезаро Хуан собирался забрать ее в Испанию, для Борджиа всегда бывшей царством грез, но его страшная смерть положила конец всему, а то, что папа далеко и не мог разделить с нею горе, делало все еще ужаснее. Она погрузилась в мрачные мысли, и, учитывая ее возраст, едва ли удивительно, что она ухватилась за первую соломинку, только бы отвлечься. Соломинка оказалась не той, которая была нужна, видно, так было угодно судьбе.