Книга Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона - Жорж Сименон

Чуть позже он почти выкрикнул:

— Что ж, посмотрим!

Он продолжал и дальше беседовать сам с собой.

— Пускай сам скажет, чем я болен.

Доктор пришел вместе с Соней, которая встретила его в госпитале. Адил-бей пригласил врача в комнату, закрыл дверь на ключ и заявил:

— Осмотрите меня.

Произнося это, турок горько улыбнулся, как будто сыграл со своим собеседником злую шутку.

— Вы себя не очень хорошо чувствуете?

— Очень плохо.

— Где у вас болит?

— Везде.

— Покажите язык… Х-м-м!.. Разденьтесь до пояса…

Когда щека доктора прикоснулась к груди Адил-бея, он решил, что сейчас закричит от раздражения.

— Дышите… Покашляйте… Сильнее…

Лицо врача было серьезным, правда, не намного серьезнее, чем обычно.

— Вы уверены, что не злоупотребляете бромом?

Адил-бей усмехнулся, но не стал признаваться, что никогда не принимал это лекарство.

— Все органы нездоровы, словно…

— Словно что?

— Словно вы на протяжении долгого времени чем-то злоупотребляли, например наркотиками или алкоголем. Вы пьете?

— Никогда. Что еще это может быть?

— Я пока не понимаю. У вас есть какие-нибудь локальные боли?

Преисполненный презрения, Адил-бей продемонстрировал врачу свой платок.

— Вот что у меня есть! — бросил он.

Вопреки его ожиданию, врач посмотрел на платок почти без интереса.

— С вами такое впервые? Это любопытно, но не доказывает, что вы больны туберкулезом. Прослушивая вас, я не нашел никаких шумов в легких, но если вы хотите быть уверенным, то должны прийти в больницу, чтобы вам сделали рентгеновский снимок.

С чего это вдруг доктор взял стакан воды, стоящий на ночном столике? Он взглянул на него, понюхал, затем обернулся к Адил-бею, который так и не оделся, и пожал плечами.

— Что вы мне пропишете?

— Прежде всего отменю бром. Вы питаетесь дома? Если я не ошибаюсь, в кабинете я видел вашу домработницу?

Доктор заинтригованно и недовольно осмотрелся по сторонам. Теперь Адил-бей не спускал с него глаз. Он догадался. Он ожидал слово, которое так и не прозвучало.

— Вы думаете, недомогание как-то связано с пищей?

— Я этого не говорил. Нет никаких причин думать, что ваше самочувствие как-то связано с питанием.

— Тогда что?

— Приходите ко мне в больницу. Я обследую вас более серьезным образом.

— Вы не хотите сказать, о чем думаете?

— Я еще ни о чем не думаю.

Доктор лгал. И доказательством тому служил его поспешный уход, он так торопился, что не сразу нашел дверную ручку. Однако в кабинете он остановился, чтобы посмотреть на Соню и на домработницу.

— В больницу!.. — повторил медик Адил-бею, последовавшему за ним.

Посетители ждали. Соня подняла голову и спросила:

— Вы будете принимать сегодня?

— Да.

Консул произнес это «да» как угрозу. Он оделся, действуя нарочито спокойно, при этом Адил-бей не прекращал следить за собой в зеркале.

Чуть позже он сел за свой рабочий стол и бросил:

— Первый!

Никогда ранее он не был столь категоричным.

— Вы говорите, что ваша дочь исчезла, и полагаете, что похитил ее именно турок? Я ничем не могу вам помочь, мадам. Я нахожусь здесь не для того, чтобы искать девушек, которые позволяют себя похищать. Следующий!

В то же время консул постоянно прислушивался к тому, что делает в его спальне домработница, и не спускал глаз с Сони. Ничто не ускользнет от него. Все его чувства обострились до предела. Он рассматривал кожу своей секретарши, которая была такой же бледной, как и у него. Но это была совершенно другая бледность! Впрочем, ее кожа отличалась особой сухостью, в то время как кожа Адил-бея при малейшем движении, даже когда не ощущалось жары, становилась влажной.

Соня писала. Два или три раза она обращала к нему лицо, и каждый раз консул явственно чувствовал, что это движение не было естественным и давалось девушке с большим трудом.

Как же это ему удавалось — успевать думать, наблюдать и одновременно, несмотря ни на что, слышать то, о чем рассказывают люди? Он пресекал любые пространные излияния.

— В нескольких словах, прошу вас!

К одиннадцати часам кабинет должен опустеть.

— Что вы делали вчера вечером? — грубо спросил Адил-бей у Сони.

Несколько мгновений она колебалась, возможно, удивленная его тоном.

— Я пошла в клуб.

— А потом?

— Что вы хотите сказать?

— Где вы ночевали? Дома или у товарища, как вы это называете?

— У товарища.

Она посмотрела прямо ему в глаза, готовясь выдержать любой взгляд, но этот взгляд скользнул, как вода, и потерялся где-то в серой пелене за окном.

— Вы свободны.

— Еще не время.

— А я сказал вам, что вы свободны! — закричал турок. — И я не нуждаюсь в ваших услугах во второй половине дня.

Он вышел в спальню, но вернулся минуту спустя, когда девушка надевала шляпку.

— Вы еще не ушли?

Соня не ответила. Он видел, как она идет к двери — узкие плечи, абрис фигуры, изуродованный резиновыми сапогами.

— Если я вам понадоблюсь… — начала секретарша уже на пороге.

Но замолчала, видя, что в ее словах нет никакой необходимости.

Адил-бей разыскал в словаре слово «яд», затем слово «отравление», затем «интоксикация», и каждый раз, читая, он яростно повторял:

— Придурок!

Придурком был то ли словарь, то ли тот, кто его написал, потому что статьи о ядах и отравлениях ничего не объясняли. Он разыскал слово «стрихнин», «мышьяк», и с этой секунды пытался определить, какой именно привкус он постоянно ощущает во рту.

Была ли это именно та горечь, о которой говорилось в книге?

Нет никаких сомнений: его пытались отравить, и отравить медленно. Но как давно ему начали давать яд? Этого Адил-бей не знал. Возможно, с момента его приезда! А быть может, они отравили и его предшественника?

В памяти всплывали мельчайшие детали последних недель. Он вспомнил тошноту, которую списал на счет консервов. Но разве во время войны ему не доводилось питаться одними консервами, причем испорченными? И при этом он никогда не болел.

Сейчас же речь шла не о болезни! Хуже! Он постепенно терял жизненную энергию. Становился апатичным и слабым. Утром, смотрясь в зеркало, Адил-бей испытывал отвращение к самому себе.