Книга Ариман. Сборник - Джон Френч

— Мне жаль…

Он понял, что шепчет буре, и в уединении своего разума, и в озаряемом варпом сумраке навигационного зала Сильван Йешар рыдал, сам не зная почему.

Ариман встал, наблюдая за тем, как свет масляной лампы омывает стену. Секунду он изучал переплетение тени и пламени, пытаясь обнаружить смысл и значение. Их не оказалось. Пламя было просто пламенем, а тень — всего лишь узором на стене.

Комната застыла в неподвижности. Даже гул двигателей и щитов был приглушенной ноткой на границе слуха. Гелио Исидор следил за ним со своего места рядом с дверью. Тело воина Рубрики было скупым наброском во мраке, золото и ляпис-лазурь его доспехов тускло поблескивали.

Члены Круга замкнулись в уединении собственных разумов, сделав последний шаг в путешествии. С тех пор как они превратили имперские сторожевые корабли в обломки, никто из них не проронил ни слова насчет того, что они делают и куда направляются.

«Наконец-то, — подумал Азек, — мы снова увидим дом».

Ариман отложил свой посох на оружейную стойку. Внутренним взором он видел, что чернота его ядра сжалась в узкую полоску. Создание Черного Посоха было сложной задачей, почти такой же тяжелой, как поиски Атенеума. Но, несмотря на время, усилия и кровь, которых стоили ему эти затеи, они были лишь составными частями большего целого.

«Просперо изменился, но изменились ли мы еще сильнее?»

Он стянул шлем с головы.

«Дороги назад нет. Ее никогда и не было».

Ариман резко оглянулся, когда ему показалось, будто он что-то услышал.

Там был лишь Гелио Исидор, неподвижный, как статуя, смотревший, но не видевший.

«Некоторые части тебя уже не вполне твои, — однажды сказала ему Иобель, — части, которые мыслят и дремлют вне твоего черепа».

— Ты там? — спросил он во мрак, и звук собственного голоса показался Азеку пустым. — Если и есть подходящее время, чтобы явиться мне, то вот оно.

Ничто не шелохнулось, и единственным ответом был гул его доспехов. Ариман ждал, но фигура в красном плаще из теней так и не вышла. Наконец он опустил глаза и подошел к небольшому сундучку, стоявшему в углу пустой комнаты.

Колдун опустился на колени и осторожно поднял крышку. На него взирал шлем, чей нос почернел от копоти. Ариман достал его и аккуратно поставил на пол. Затем он откинул кусок ткани и посмотрел на два предмета, которые лежали под ней.

Рука колдуна задрожала, когда он потянулся к серебряному дубовому листку, но, взяв его, ничего не ощутил — ни вспышки былой боли, ни чувства потери. Секунду он разглядывал его, а затем спрятал в маленький шелковый мешочек и привязал к поясу.

Когда же Ариман взял скарабея, то уже не колебался — воля колдуна окаменела, едва пальцы сомкнулись на фигурке. Он увидел, как тусклый свет играет в трещинах и сколах, усеявших нефрит. Азек медленно потянулся своей волей к камню, ощущая слои нюансов, из которых тот был сотворен. Он ощутил неспешные колебания тектоники, приведшие к рождению камня, и лязг металла, который вынес его на свет. И среди бормотания прошлого колдун почувствовал отголосок прикосновения, миг единения между скарабеем и разумом Магнуса Красного. В тот момент ему дали цель, и цель эта оставалась внутри до сих пор. Он был частью сети, что связала всех легионеров Тысячи Сынов в мгновение, когда те перенеслись с Просперо в свое убежище в Оке Ужаса, на Планету Колдунов.

Ариман стиснул ладонь. Форма его разума изменилась. Скарабей начал разогреваться. Азек мысленно произнес слово и поднес раскаленный камень к броне над сердцами. В груди вспыхнул жар, и доспехи предупреждающе запищали, когда их поверхность стала плавиться. Он надавил сильнее, и скарабей погрузился в металл и керамит. Мысль завершилась. Вопли о повреждениях стихли. Азек разжал руку. Резной нефрит уже остывал, становясь из красного темно-зеленым, а оплавившиеся доспехи растеклись спиралью, удерживая скарабея в груди.

+Ариман…+

Он вскочил и вихрем развернулся, в его пальцах сформировалась шаровая молния, глаза рыскнули по комнате в поисках фигуры в красном плаще… и встретились со светом в глазных линзах Гелио Исидора.

+Ариман…+

Он услышал скрежет доспехов, когда воин Рубрики медленно сделал шаг.

+Стой+, — приказал колдун.

+Ариман…+

По спине пробежался холодок.

+Стой!+

Гелио Исидора сковало льдом. Ариман ощутил, как борется дух внутри его доспехов и как по связи между ними прокатилась волна неконтролируемой паники.

+…А… ри… ман+, — продребезжал голос, и рубрикант, вздрогнув, замер.

Ариман влил волю в приказ остановиться, умолкнуть, вновь смотреть, но не видеть.

+Они… — то был натужный выдох психического смысла; Ариман почувствовал, как из Гелио Исидора изливаются отчаяние и смятение. — Они… голоса… зовут… меня…+

Рубрикант снова застыл. Ариман медленно вздохнул, и из его рта вырвался морозный пар.

+Мне жаль, брат+.

Он прислушался, но единственным звуком было слабое гудение доспехов и корабля. Кроме… кроме того, что на краю восприятия появился еще один — бормотание, похожее на донесенный ветром крик.

Голоса.

Голоса, которые он узнал, из времен теперь уже настолько давних, что они казались почти нереальными.

— Мы идем, братья, — сказал он мертвецам. — Мы идем.

— Я не хочу возвращаться.

Ктесий почувствовал, как сглотнул после последнего слова. Атенеум глядел в пустоту над правым плечом призывающего демонов. Его губы шевелились, но с них не слетало ни звука.

Ктесий кивнул, будто фигура в клети ответила. Он сидел на полу, прислонившись спиной к двери, его доспехи находились в цикле низкого расхода энергии.

— Я думал, мне будет все равно. — Он хмыкнул. — А почему нет? Я ведь родился не на Просперо. Время, что я там провел, именно этим и было — проведенным временем. Не так, как у тебя. — Он замолчал, а затем кивнул. — Прости, я хотел сказать, не так, как у Санахта. Он родился там и научился тому, как взирать на вселенную с вершин его пирамид. Просперо дал ему имя, кровь и легион. Для Санахта он что-то значил. То же, что и для Аримана, и Гауматы, и всех остальных.

Ктесий покачал головой и позволил ей откинуться на воротник доспехов.

— Возможно, если бы я разделял то общее начало, то мог бы стать другим. Возможно, я мог бы стать одним из них, вхожим в высшие круги легиона во времена Великого крестового похода, одним из избранных, почитаемых не только за силу, но и за мудрость. — Он засмеялся, издав сухой звук, который перерос в кашель. — А может, и нет.

Он выдохнул и почувствовал, как невольно задрожали его веки.

— Я не хочу возвращаться. Я не хочу этого. — Ктесий покачал головой. — Но разве есть у меня выбор? — Он задумчиво кивнул. — Да-да, все верно. У меня тот же выбор, что и всегда. Его нет. Нет. И не только у меня. Покажи мне живую душу, верящую, будто у нее есть хоть какой-то выбор, и я покажу тебе величайшего глупца во вселенной.