Книга Черная Пантера. Кто он? - Джесси Дж. Холланд

Он посмотрел на Батрока, думая, увидит ли на его лице какую-либо эмоцию. Однако наемник был бесстрастен, и Кло продолжил:

– Ну что ж, согласно историям, которые я прочитал, белые мужчины и несколько оставшихся в живых рабов добрались до границ Ваканды. Иногда я представляю себе то, что они увидели. Это была девственная земля, на которую еще ни разу не ступала нога европейца. Везде вибраниум и золото, и ничто, кроме кучки трясущих копьями голых по пояс аборигенов, не отделяет от добычи, – он вздохнул. – Наверняка они говорили себе, что заградительный огонь из пушки, которую они тащили через весь континент, поумерит пыл сопротивления вакандийцев. А если этого будет недостаточно, у них есть пулеметы Гатлинга, гранаты и другое оружие, которое африканцы никогда раньше не видели, по мнению белых.

Выжившие писали, что Черная Пантера появился перед ними из ниоткуда – просто стоял на поляне и смотрел на них. Уже тогда он носил эту идиотскую кошачью маску, но у той версии Пантеры были также своего рода плащ, реющий на ветру, набедренная повязка и копье, как у какого-то совершенно примитивного пещерного человека.

Что ж, у Улисса Кло было более полусотни прекрасно вооруженных мужчин, так что сомневаюсь, что один-единственный псих в плаще, затаившийся в кустах, его смутил. Поэтому он приказал своим людям взять его на мушку. Потом крикнул Пантере, чтобы тот сдавался и выслал захватчикам женщин и детей, которых тот мог бы держать у себя в качестве заложников.

Выжившие рассказывали, что Пантера даже не пошевелился, но из-за его спины, будто прямо из земли, вырос какой-то механический тотем. Мы до сих пор понятия не имеем, что это было, но Пантера был явно абсолютно убежден в том, что этот агрегат способен обеспечить безопасность ему и его народу.

Они рассказывали, что воин заговорил, и, хотя нападающие пробежали уже половину поля, каждый из них в точности расслышал слова короля:

– Если вы сейчас же уйдете, я сохраню вам жизнь. А если продолжите атаковать, то в живых останется лишь один из вас, чтобы поведать миру об этих событиях.

В те годы никто – и я говорю именно то, что хочу сказать, – никто не мог угрожать Кло и при этом остаться безнаказанным. Думаю, солдаты отлично посмеялись, когда мой предок приказал им убить Пантеру. А вот то, что произошло сразу после этого, нам так никогда и не удалось объяснить, – Кло раздраженно потер голову.

Абсолютно все пулеметы дали осечку, как будто кто-то их испортил. Мужчины вскрикнули и отбросили загоревшееся оружие, отрывая от себя куски обожженной кожи, которая расплавилась из-за соприкосновения с горячим металлом прикладов. На одном из бедолаг даже загорелась одежда, и он сгорел заживо, прежде чем его успели потушить. У другого наемника сдетонировали гранаты, которые взорвались и оторвали ему руки до того, как он успел отбросить оружие в сторону.

За все это время Пантера не пошевелил и пальцем. Он просто следил за тем, как противники в ужасе носятся по поляне.

Мой прапрапрадед кричал на своих людей, чтобы те держали строй, но все было бесполезно. За то время, что они находились в Африке, никто не оказывал им серьезного сопротивления, поэтому они, очевидно, расслабились. По крайней мере, по словам Улисса, именно это он им кричал, а потом приказал выжившим направить пулемет Гатлинга на короля и пристрелить ублюдка. Но никто не послушался, испугавшись новых осечек.

Даже сквозь стоны искалеченных было слышно, как Пантера предупреждающе шепчет:

– Последняя возможность уйти и забрать раненых.

Кло отказался признать поражение и решил выстрелить из пулемета самостоятельно. Его последние слова: «Справится ли ваша дурацкая магия с семью сотнями выстрелов в минуту? – Пантера, рассказывали потом, не пошевелился даже на сантиметр. – Умри, ты, черножо…».

Взрыв разбросал то, что осталось от моего предка, по всей поляне. Очевидно, остальных Пантера пощадил и позволил им собрать его останки – но только после того, как заставил выкопать могилы для убитых ими рабов. Потом Пантера отвел их, безоружных, на берег моря и потребовал никогда не возвращаться в Ваканду под угрозой смертной казни.

Когда потерпевшие поражение вернулись в Южную Африку, они вручили моей беременной прапрапрабабушке самое большое, что осталось от ее мужа, – сапог. И над останками своего супруга Адалейда Кло поклялась, что потомки никогда не забудут и не простят того, что случилось.

Кло взглянул на Батрока – его глаза светились ненавистью:

– И мы не забыли и не простили. Пантера убил моего прапрапрадедушку в неравном бою. Так что тем более хорошо, что его потомки умрут столь позорно и глупо, и, если это случится от моих рук, будет просто идеально.

Очнувшись от рассказа, Батрок понял, что все это время слушал затаив дыхание.

– Но ты до сих пор не объяснил, как тебе это удалось, в смысле месть прошлому Пантере, – произнес он. – Вакандийский уровень технологий и безопасности может сравниться разве что с тем, что в Латверии и Симкарии. Ты никак не смог бы проникнуть сквозь их границы незамеченным, даже по приглашению Бильдербергского клуба.

Кло в ответ лишь улыбнулся.

Глава 8

Шури молча плелась по Залу Королей, с ее комбинезона леопардовой расцветки текли струйки пота, а промокшие косы были уложены вокруг головы. Дворцовые слуги уже разбежались, судя по голосам, отражающимся от арочных сводов дворца, и она в одиночестве кралась мимо кабинета Т’Чаллы и огромного портрета Т’Чаки. Голоса становились все громче по мере приближения к покоям матери, а глаза ее предков, кажется, неодобрительно следили за каждым шагом девушки, пока она тихо скользила по малознакомым коридорам. Каждый спор, который она слышала в гимнастическом зале внизу, стоил того, чтобы разузнать о нем больше, особенно если он касался ее.

Девушка знала, что рыскать здесь необязательно. Как коронованная принцесса Шури владела своим собственным кабинетом в том же крыле, но редко им пользовалась. Она предпочитала работать в своих личных покоях, обитых деревом теплого оттенка, с книжными стеллажами от пола до потолка. Шури нравилось удобство электронной книги, но все равно девушка предпочитала тяжесть, вес и запах настоящих фолиантов, когда оставалась одна. И, конечно, не стоит забывать об огромных окнах со ставнями, выходящих в цветущий ухоженный сад, о которых она так просила в детстве. Много лет подряд мама отказывалась, не понимая ее подростковое восхищение искусственно подстриженными кустами, которым придавали форму грифонов, драконов и единорогов. Шури торговалась, ныла, плакала и наконец просто умоляла месяцы подряд, но безуспешно – мать настаивала, что это чрезмерно, экстравагантно и неподобающе. «Зачем же, – терпеливо повторяла Рамонда, – устанавливать несуществующие создания из листьев во дворце, где дети могут играть с настоящими животными – слонами и жирафами – в любое время, когда только захотят?»

Только когда Т’Чалла тоже обратился к матери с этой просьбой, их скупая мама смилостивилась. Рамонда приказала, чтобы кусты постригли в форме мифических животных, причем те, которые будут лучше всего видны из окна спальни Шури. Даже сейчас принцесса улыбнулась, вспомнив счастье на лице юного Т’Чаллы, когда она в восторге прыгала по комнате, радуясь победе над мамой. А спустя годы она поняла, что королева вырастила сад не для своей дочери, а потому, что ее об этом попросил приемный сын. Иногда, поглядывая на любимую сцену: колючий зеленый дракон с раздвоенным хвостом и ветвистыми рогами встает на дыбы, угрожая небольшому крылатому единорогу, – она расстраивалась от этой мысли.