Книга Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса - Эрик Ларсон

Холмс посмотрел на него отсутствующим взглядом и сказал, что не проводил никаких экспериментов.

«Я так и не мог выяснить, чем он занимался», – сказал Эриксон.

* * *

Женщина по фамилии Страуверс по случаю взялась выстирать вещи Холмса. Однажды он предложил заплатить ей 6 тысяч долларов, если она застрахует свою жизнь на 10 тысяч долларов и укажет его получателем страховой премии. Когда она спросила его, чего ради он так поступает, он объяснил, что после ее смерти его прибыль составит 4 тысячи долларов, а пока она не умрет, сможет потратить данные им 6 тысяч долларов по своему усмотрению.

Для миссис Страуверс это было несказанным счастьем, и ей надо было лишь подписать несколько документов. Холмс заверил ее, что все совершенно законно.

Она была здоровой и надеялась прожить долгую жизнь. Она уже почти готова была принять предложение Холмса, когда тот вкрадчивым голосом сказал ей: «Не надо меня бояться».

Его слова повергли миссис Страуверс в ужас.

* * *

В ноябре 1890 года Холмс, как и все жители Чикаго, узнал, что совет директоров Всемирной Колумбовой выставки принял в конце концов решение, где будет строиться выставка. К своей великой радости, он прочел, что основной площадкой должен стать Джексон-парк, расположенный чуть восточнее его здания, в тупике Тридцать шестой улицы, упирающейся в берег озера; выставки также разместятся в центральной части Чикаго, в Вашингтон-парке и вдоль всего бульвара Мидуэй.

Холмс хорошо знал эти парки благодаря частым прогулкам на велосипеде. Подобно большинству американцев он стал буквально фанатом велосипеда. В Америке наступила эпоха «безопасного» велосипеда с одинаковыми по диаметру колесами и приводом, осуществляемым цепной передачей. Однако, в отличие от большинства американцев, Холмс нашел способ нажиться и на этом. Он покупал велосипеды в кредит, а затем перепродавал их, не выплачивая даже первоначального взноса. Сам он ездил на «Поупе» [82].

Решение Выставочной компании буквально захлестнуло волной жадности всю южную часть Чикаго. Рекламное объявление в «Трибюн» предлагало купить шестикомнатный дом на перекрестке Сорок первой улицы и бульвара Эллис – примерно в миле от Джексон-парка – и уверяло, что новый хозяин за время выставки сможет без труда получить от сдачи внаем четырех из шести комнат почти по тысяче долларов в месяц (около 30 тысяч по нынешнему курсу). Здание Холмса и земля и так могли бы стать удачным началом, учитывая непрерывный рост Энглвуда, но теперь его собственность, казалось, превратилась в золотоносный пласт.

У него возникла идея, как разработать этот пласт, а заодно и удовлетворить другие свои нужды. Он дал новое объявление, что ищет строительных рабочих, и снова призвал на помощь своих верных помощников Чеппела, Квинланда и Питзела.

Паломничество

Вечером в понедельник 15 декабря 1890 года, день, памятный в Чикаго из-за непомерно высокой температуры, а всем остальным тем, что в этот день выстрел насмерть поразил Сидящего Быка [83], Дэниел Бернэм сел в поезд, идущий в Нью-Йорк, где, как ему было известно, должна была состояться наиболее важная встреча затянувшейся выставочной одиссеи.

Он вошел в ярко-зеленый вагон, изготовленный в компании «Джордж Пульманс Пэлэс», в котором стояла тишина, обеспечиваемая тяжелым плотным гобеленом, покрывающим стены. Зазвонил колокол (и продолжал ритмично звонить), пока поезд поднимался по уклону, ведущему к центру города со скоростью двадцать миль в час, несмотря на то, что вагоны канатной дороги, повозки, экипажи, да и пешеходы находились на расстоянии вытянутой руки. Каждый проходящий по улице останавливался, чтобы посмотреть, как поезд проходит установленные на переездах шлагбаумы, оставляя позади клочья белого пара и черного дыма, которые, переплетаясь и смешиваясь, напоминали хвост енота. Поезд, стуча колесами, прошел мимо скотопрогонных дворов, вонь от которых в этот необычно жаркий день чувствовалась вдвое сильнее обычного, и мимо громадных куч каменного угля, верхушки которых были покрыты тающим снегом, перемешанным с сажей. Бернэм высоко ценил красоту, но мили бесконечно мелькали одна за другой, а за окном он видел лишь уголь, ржавое железо и дым в разных сочетаниях – и ничего больше до тех пор, пока поезд не въехал в прерию, где все казалось совсем другим, а главное, спокойным. За окном стемнело, и в сумерках виднелись только пятна старого снега.

Решение руководства выставки об участке расположения выставки вызвало прилив энтузиазма, но также и беспокойство, поскольку вдруг все запланированное стало более ощутимым и реальным, а истинные размеры мероприятия – пугающими, приводя в растерянность. Совет директоров немедленно заказал приблизительный план выставки и потребовал представить его в течение двадцати четырех часов. Под руководством Бернэма и Олмстеда Джон Рут нарисовал эскиз на листе коричневой бумаги размером в сорок квадратных футов, который курьеры доставили в комитет. У листа были неровные, зазубренные края, что было не случайно – американцы хотели подчеркнуть тот факт, что архитекторы Парижской выставки имели возможность провести целый год в раздумьях, составлении планов и эскизов, прежде чем дошли до той точки, в которой только теперь оказались американские архитекторы. На чертеже был представлен план берега озера размером в одну квадратную милю, превращенный с помощью землечерпалки в великолепные лагуны и каналы. Разумеется, архитекторы знали, что выставка будет состоять из сотен зданий – каждому штату будет предоставлено по отдельному зданию для размещения своих экспонатов, кроме этого, будет представлено большое число отдельных территорий и отраслей промышленности – но на показанном комитету эскизе были обозначены лишь наиболее важные сооружения, среди которых выделялись пять участков под строительство огромных дворцов, вокруг центральной Главной площади – Суда Чести. Они также предусмотрели место для постройки башни, замыкающей одну из сторон главного павильона, хотя еще никому не было известно, кто будет строить эту башню и как она будет выглядеть. Было известно лишь одно: эта башня по всем статьям должна превосходить Эйфелеву башню. Совет директоров и Национальная комиссия (федеральный инспектор выставки) одобрили этот план с несвойственной им быстротой.

Наблюдателям со стороны строительство выставки столь грандиозного размера казалось невыполнимой задачей. То, что земельные площади, выделенные под выставку, были обширными, и то, что возведенные на них здания будут колоссальных размеров, каждый житель Чикаго воспринимал как должное; их озадачивало лишь то, как кто-то может рассчитывать, что ему удастся построить самые большие на американской земле сооружения – намного бо́льшие, чем построенный Роублингом [84] Бруклинский мост, – за столь короткое время. Однако Бернэм понимал, что размеры выставки – это всего лишь часть задачи. Основные крупные элементы, изображенные на плане, скрывали за собой миллиарды мелких препятствий, о которых ни публика, ни большинство руководителей выставки не имели понятия. Для перевозки стальных конструкций, камня, кирпича и лесоматериалов к каждому возводимому объекту Бернэм должен будет построить железную дорогу внутри отведенного под выставку участка. Он должен будет руководить поставкой материалов, в том числе и продовольствия, товаров, почты и всех выставочных экспонатов, которые будут доставляться наземным транспортом и трансконтинентальными судоходными компаниями, главной из которых является «Адамс Экспресс компани». Ему потребуются силы полиции и пожарная служба, больница и служба «Скорой помощи». А еще лошади, тысячи лошадей – что, к примеру, делать с тоннами навоза, который будет ежедневно появляться на стройплощадке?