Книга Иван Грозный. Жестокий правитель - Ольга Фомина

В этом плане характерен текст первой стихиры в честь московского святителя: «Кыми похвалеными венецы увяземо святителя иже плотию в Руси суща и духовно всем достизающа, иже чиста того любяще, веримо предстоятеля».

Теми же идеями исторической памяти проникнуто и второе из названных музыкальных творений царя – Стихира в честь Сретения иконы Владимирской Богоматери.

Событие, связанное с этим торжеством, было одним из самых решающих и драматических в истории Москвы. В июне 1395 года к стенам Москвы подошел грозный и непобедимый завоеватель Востока – Тамерлан или, как его называли на Руси, Темир-Аксак.

Положение столицы поднимающейся Руси казалось безнадежным. Но «гроза мира» Тамерлан вдруг стремительно покинул свои позиции. Это произошло 23 июня (старого стиля) – именно в тот день, когда в Москву из Владимира была принесена издревле почитавшаяся на Руси икона Богоматери Владимирской.

Историки до сих пор не могут точно определить причины столь неожиданного поведения непобедимого доселе полководца (называют чаще всего внутренние смуты в его войсках и государстве). Так или иначе, но в этом избавлении «светлокрасующегося града Москвы» люди того времени не могли не увидеть «заступление чудное Владычецы».

23 июня стало одним из дней празднования иконы Владимирской Богоматери, одним из «нарочито московских» и общерусских праздников. Способствовать прославлению такого торжества считал своим долгом Иван IV, «московский и всея Руси» государь. «Вострубите трубою песней во благонарочитом дни праздника нашего и тмы разрушение, и свету пришествие паче солнца восиявша», – призывает текст стихиры «всяко возрасто верных множество совокупленное».

Торжественно, словно поступь праздничного крестного хода звучат стихиры Ивана Грозного. Как это было свойственно древнерусской музыке того времени, они строго унисонны. Поют только мужские голоса. Но строгая «соборность» характера пения не рождает однообразия или звуковой бесцветности. Великолепно «опеваются», многократно повторяясь, отдельные звуки, создавая как бы ювелирную огранку особо значимым по смыслу словам или фразам.

Строгие и суровые, как сама эпоха, песнопения Ивана Грозного, вместе с тем, подлинно монументальны. «Беды и скорби, печали и распутия, реки и пустыни, рати, и цари и князья» (из предполагаемого канона Ивана Грозного Архангелу Михаилу) вместе с молитвою о всей Руси, «благодарственной радостью о ней» (из стихиры Владимирской иконе) звучат в этих необыкновенных творениях древнерусской музыкальной культуры.

Сближение с Западом при Иоанне IV не могло остаться без того, чтоб приезжавшие в Россию иностранцы не беседовали с русскими и не вносили господствовавшего тогда на западе духа религиозных умствований и прений.

Осенью 1553 года открылся собор по делу Матвея Башкина и его сообщников. Еретикам было предъявлен ряд обвинений: отрицание святой соборной апостольской церкви, отвержение поклонения иконам, отрицания силы покаяния, пренебрежительное отношение к постановлениям вселенских соборов и пр. Летопись сообщает: «И царь и митрополит велели его, изымав, истязати о сих; он же христиана себя исповеда, скры в собе вражию прелесть, сатанино еретичество, мняше бо безумьный от Всевидящего Ока укрытися».

Наиболее значимы отношения царя с митрополитом Макарием и его реформами, митрополитом Филиппом, протопопом Сильвестром, а также соборы, состоявшиеся в то время, – они нашли свое отражение в деятельности Стоглавого собора.

Одним из проявлений глубокой религиозности Ивана IV были его значительные по размеру вклады в различные монастыри. Многочисленные пожертвования на помин душ людей, убитых по указу самого государя (синодик опальных), не имеют аналогов не только в российской, но и в европейской истории. Но вместе с тем казни православных священников и монахов, грабежи и уничтожение церквей свидетельствуют об отклонении царя от веры.

В конце XX века часть церковных и околоцерковных кругов обсуждала вопрос о канонизации Грозного. Эта идея встретила категорическое осуждение церковного священноначалия и патриарха, указавших на историческую несостоятельность реабилитации Грозного, на его преступления перед церковью (убийства святых), а также отвергших утверждения о его народном почитании.

Глава 20

Смерть Ивана Грозного

Как уже неоднократно говорилось, Иван Грозный отличался необычайной жестокостью. Грозный был неистощим в выдумках, как казнить подданных, – одних (например, новгородского архиепископа Леонида) по его приказу зашивали в медвежью шкуру и бросали на растерзание собакам, с других живьем снимали кожу и так далее. Но и самому царю судьба уготовила не менее мучительную смерть. «…Организм царя был не по годам изношен. Повлияло на это состояние многое. Маниакальная подозрительность, постоянный страх за свою жизнь, уверенность в злодейских кознях собственных придворных… Все это расшатывает нервы и не укрепляет здоровье. К тому же царь Иван был развратником. По словам Горсея, лично знавшего царя, тот «хвастал тем, что растлил тысячу дев, и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни…» К тому же, весь образ жизни царя Ивана был нездоров: постоянные ночные оргии, сопровождавшиеся объедением и неумеренным пьянством, не могли нe спровоцировать разнообразные хвори».

По свидетельству антрополога Михаила Герасимова, обследовавшего скелет Ивана Грозного, у царя в последние годы жизни на позвоночнике развились мощные соляные отложения (остеофиты), которые причиняли ему страшные боли при каждом движении. Перед смертью Грозный выглядел дряхлым стариком, хотя ему было только 53 года. В последний год он уже не мог сам ходить – его носили. Ряд современников Грозного считает, что царя отравили. Дьяк Иван Тимофеев обвиняет в этом Бориса Годунова, ставшего царем после Грозного, и Богдана Бельевого. Голландец Исаак Масса утверждает, что Бельский подсыпал яд в лекарство, которое он давал царю.

Вот как описывает смерть Грозного историк Н. Костомаров: «В начале 1584 года открылась у него страшная болезнь, какое-то гниение внутри; от него исходил отвратительный запах. Иноземные врачи расточали над ним свое искусство. По монастырям раздавались обильные милостыни, по церквам ведено молиться за больного царя, и в то же время суеверный Иван приглашал к себе знахарей и знахарок. Их привозили из далекого севера, какие-то волхвы предрекли ему, как говорят, день смерти… Иван то падал духом, молился, приказывал кормить нищих и пленных, выпускал из темниц заключенных, то опять порывался к прежней необузданности… Ему казалось, что его околдовали, потом он воображал, что это колдовство было уже уничтожено другими средствами. Он-то собирался умирать, то с уверенностью говорил, что будет жив. Между тем тело покрывалось волдырями и ранами. Вонь от него становилась невыносимее.

Наступило 17 марта 1584 года. Около третьего часа царь отправился в приготовленную ему баню и мылся с большим удовольствием, там его тешили песнями. После бани царь чувствовал себя свежее. Его усадили на постели, сверх белья на нем был широкий халат. Он велел подать шахматы, сам стал расставлять их, никак не мог поставить шахматного короля на свое место и в это время упал. Врачи натирали царя Ивана «крепительными жидкостями», но агония была недолгой, и через несколько минут 50-летнее царствование Ивана IV кончилось.