Книга Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки - Сергей Семанов

Невидимый, но исключительно важный этот переворот оказал немедленное и очень сильное влияние на текущую идеологическую обстановку. Укрепившейся правящей группе уже не нужна стала шумная антисоветская оппозиция: как всякое общественное движение, оно могло привести Бог знает куда. Принимаются внешне жесткие меры: снят Твардовский, убраны из журнала наиболее воинственные либералы, утишается задиристая «Юность», этот бастион еврейской молодежи. Более того: резко придавили полулегальное «демократическое движение», теперь не нужна была «пражская весна» в Москве, власть находилась в надежных руках. Наиболее непримиримых диссидентов выслали в Париж, Иерусалим и Калифорнию, чтобы они тут не мутили воду своим честолюбивым нетерпением. Наконец, евреям разрешили широкий и по сути ничем не ограниченный выезд за рубеж: клапан недовольства с этой стороны был открыт полностью.

Брежнев и его группа с помощью Андропова раскидали остатки сталинистов легко и быстро. Уже в 1973-м Воронов ушел на пенсию, Шелепина задвинули в 1967-м на жалкий пост Председателя ВЦСПС. В 1976-м Полянский отправляется послом в Японию, его выводят даже из ЦК. Мазуров в 1978-м – на пенсии. Машеров 4 октября 1980 года погиб у себя в республике в автомобильной катастрофе. Такие случаи всегда порождают множество слухов, но достоверных фактов мы тут не знаем. Есть лишь следующее, бесспорное: в начале 70-х только в Белоруссии выпустили просталинский роман В. Кочетова «Чего же ты хочешь?» (В Москве воздержались от этого.) И еще: Машеров разрешал публицисту В. Бегуну издавать в Минске антисионистские книги, даже покровительствовал ему – с далекого, правда, расстояния. Никто из его коллег по Политбюро такого себе не позволял, а в Москве те книги осуждали. Наконец: на похороны Машерова в Минск поехал только М. Зимянин, не входивший даже в Политбюро (Машеров был кандидатом). Так хозяева Москвы показали, что «первый» Белоруссии их любимцем не был.

Итак, полновластным «хозяином» Кремля стал «наш дорогой Леонид Ильич». Первое время он вел себя относительно сдержанно, однако личную власть постоянно укреплял. Без серьезных политических оснований он удалил в отставку членов Политбюро Шелеста и Подгорного, многих иных. Назначал на высшие посты тоже людей ему лично симпатичных. Отметим лишь, что с Андроповым он хоть на охоту не ездил и не выпивал, но до самых восьмидесятых доверял ему полностью. Ну, о тех временах далее.

Культурные, так сказать, запросы Брежнева мало отличались от других его коллег по Политбюро. Вот Чурбанов перечисляет любимцев Брежнева в области культуры, перечень весьма выразительный: Иосиф Кобзон, Геннадий Хазанов, Алла Пугачева, Жванецкий и Петросян. Не правда ли, совсем не русско-патриотический круг «Молодой гвардии». Опять же, скажи мне, кто твой друг…

Тут самое время добавить еще один характерный штрих идеологического порядка. Люди среднего и старшего поколения хорошо помнят, как им приходилось «изучать» брежневские «воспоминания» («Возрождение» и т.д.) В Москве ходили тогда разные слухи об истинном составителе (составителях) этих «мемуаров». Теперь всякие сомнения исчезли: подлинным автором был Анатолий Абрамович Аграновский, баловень столичной журналистики. Об этом недавно открыто поведали его друзья (см. «Огонек», 1995, № 16). Почему Леонид Ильич остановил свой выбор именно на нем – загадка, но разгадка все же на поверхности: он входит в общий круг лиц, ему симпатичных.

Ну, убогость культурных запросов Генсека понятна и очевидна. Что еще можно сказать о поклоннике пошлых эстрадников или ничтожного литератора? Но отметим тут очевидный оттенок политический: явное пренебрежение к корневой русской культуре, а ведь рядом со Жванецким находились известные и талантливые русские писатели, певцы. Ясно, кто и в каком направлении влиял на мировоззрение Леонида Ильича.

А как же в этом смысле выглядел Юрий Владимирович? Вот появились посмертные воспоминания А. Александрова-Агентова, а уж он-то знал, о чем пишет! Так вот как рисует симпатии шефа КГБ его доброжелательный сослуживец: «По моей просьбе он помог выходу на сцену прекрасной пьесы Шатрова «Так победим!..», вел «душеспасительные» беседы с Евтушенко и другими «полудиссидентами в мире литературы» («Воскресенье», 1994, № 1). Рой Медведев уточняет, что Евтушенко имел номер городского телефона андроповского кабинета и мог бы позвонить ему из любого уличного автомата за две тогдашние копейки… Есть и официальное подтверждение: летом 1983 года Евтушенко получил орден Трудового Красного Знамени. За какие, интересно, труды?..

Заметим, что выражение «полудиссиденты» тут в высшей степени характерно: именно «полу», с внешней стороны, а с другой – партийные пропагандисты и исполнители некоторых особых поручений. Кстати, было бы интересно спросить у Евтушенко, о чем и о ком беседовали они с шефом КГБ? Да ведь не скажет…

Эстетические вкусы Андропова оказались весьма устойчивыми. Незадолго до болезни (летом 1983-го) он пригласил Георгия Маркова, главу советских писателей. На нашем собрании торжественно объявили, что беседа продолжалась один час двадцать четыре минуты. Но вот о чем? Не уточнялось, все свелось к общим словам. Генсек вскоре скончался, да и Марков ненадолго пережил его, но успел все-таки рассказать, что Генсек вяло брюзжал, не преувеличивают ли у нас значение так называемой «деревенской прозы». Перепуганный Марков молчал об этом чуть ли не до смертного одра.

А вот – из другого идейного лагеря. Весной 198З-го Андропов принял шефа «Литгазеты» А. Чаковского. Тот был менее осторожен и позже рассказал кому надо, что Андропов посоветовал ему чаще привлекать к участию в газете Л. Аннинского и… Львова-Анохина.

Ну, Лев Аннинский был хорошо известен в литературных кругах, талантливый критик, взглядов весьма либеральных. Но вот второе имя… Не сразу, но удалось установить, что это оказался режиссер нескольких московских театров и скромный театровед, во время августейшего разговора было ему только под шестьдесят. Судя по справочным данным, принадлежал к «прогрессивному» лагерю, ставил А. Володина, Назыма Хикмета, Айтматова, Друце. В «русизме» (даже через русскую классику), как видно, тоже не замечен.

А вот еще одно свидетельство того же рода. Самое интересное тут – его автор, а именно начальник «Пятки» генерал Бобков; этот истинный генерал Дубельт, только не в голубом жандармском, а в советском мундире, оба имели пристрастие к литературе и искусствам.

«В начале семидесятых годов к нам поступила информация о том, что известный публицист, бывший секретарь ЦК ВЛКСМ Л.В. Карпинский задумал создать некое подобие нелегальной библиотеки для распространения запрещенной литературы. Я хорошо был знаком с Карпинским, знал о его неординарных оценках событий, происходящих в стране, ценил высокую эрудицию и рассудительность, его широкий взгляд на политические события и свободомыслие. Наши встречи еще в ЦК ВЛКСМ всегда давали почву для размышлений. Когда Карпинский перешел на работу в газету «Правда», он совместно с известным журналистом Федором Бурлацким опубликовали статью в «Комсомольской правде», осуждая подход партийного руководства к работе в сфере искусства. Это вызвало раздражение в ЦК КПСС. Карпинский был устранен от активной общественной и журналистской деятельности и перешел в разряд инакомыслящих.