Книга Джуна. Одиночество солнца - Светлана Савицкая

Разговор снова закончен был весьма резко.

К октябрю месяцу нависла зловещая атмосфера. А книга все никак не приходила из Китая.

Декабрь ознаменовался несколькими ее резкими срывами по телефону.

Денег не было. И Джуна каждый раз, когда речь заходила о погашении аренды помещения, звонила мне и дергала, говоря, что я «имею на ней миллионы…»

Я понимала, что конфликта не избежать. Я просто его чувствовала, как деревенские люди в жару хребтиной чуют надвигающуюся грозу.

И вот свершилось чудо. Перед Новым годом позвонили из «Эксмо» и попросили забрать мои авторские экземпляры, экземпляры «Джуна – Джуна» и «Никас – Савицкая» – всего двадцать книг. По пять экземпляров каждой книги – мне, остальные – Никасу и Джуне.

По весу – более двадцати килограммов. Книги подарочного отдела были с золотым тиснением, в коробках. Золотой обрез. Красота неописуемая!

Предчувствуя скандал и в стремлении его избежать, я попросила дать мне квитанцию, на которой Джуна расписалась бы в получении положенных ей пяти книг. Чтобы она снова не обвинила меня в краже.

Предновогодняя декабрьская Москва, как мне показалось тогда, суетилась бесконечно. Время совпало с часом пик в метро. Наступило неожиданное потепление. Пошел дождь. А я была в белой шубе. Никаса в офисе не оказалось, его книги я оставила секретарю Ольге и понеслась с Охотного Ряда на Арбат.

С двадцатью килограммами в руках, в зимней натуральной шубе – это мокрая спина уже через пять минут. От меня шел пар еще два длинных перехода с грузом в руках… Но вес меня радовал.

Я шла по Старому Арбату и улыбалась. Наконец-то Джуна получит свою долгожданную книгу!

В ангельском настроении я ворвалась в ее офис. Встретила ее холодный взгляд и реплику:

– А, пришла. Садись! Жди меня.

У стола в комнате-кухне-спальне уже находилось человек пять. Незнакомый парень включил на всю мощь телевизор Джуны, прослушивал новости о Крыме.

Женщины начали меня укорять, глядя на привезенные книги, что я должна сначала дать Джуне миллион, а потом уже издавать книги…

На столе стояла бутылка шампанского. Мне не хотелось тратить энергию на чужих женщин, а просто пить…

Я думала: сейчас Джуна войдет и нальет мне хотя бы чаю, и мы отметим нашу победу.

Но заходили незнакомые люди. Джуна была в комнате с приборами и проводила сеанс лечения больных.

Пришлось отвечать на вопросы незнакомцев. Их взгляды чуть потеплели. Но напряжение, нависшее в воздухе, не исчезло. Мысленно я уговаривала себя не срываться. Держать в руках ситуацию при любом раскладе.

Маневр отвлечь ее главный негатив на фиктивную расписку удался.

Джуна ворвалась к нам, как стрела.

Я разложила десять экземпляров только что изданного, пахнущего типографскими красками шедевра издательского искусства – книгу-домик «Джуна. Сила божественного дара». Пять – ей, и на пяти своих попросила дать автограф.

– Зачем это я буду давать автографы? Кому? – вскричала Джуна.

– Тем людям, от которых зависел тираж, – сдержанно и тихо сказала я.

Она нехотя и резко стала подписывать мои экземпляры.

Я убирала их тут же в сумку. Краем глаза Джуна заметила книгу Никаса.

– Что это?

– Это наша книга с Никасом. Я тебе говорила.

– Покажи!

– Почему это они его издали так красиво? Почему меня не так?

– Джуна. Я не издательство. Ты с ними напрямую заключала договор.

Я положила перед нею расписку.

– Вот, подпиши, что получила пять своих авторских экземпляров!

– Ты что? Издеваешься? Мне нужно двести штук!

Однако срывающимся подозрительным и нервным движением она написала в расписке, что получила пять экземпляров, потом в скобках еще написала «пять», чтобы я не смогла, по ее предположению, подделать документ.

– Все крадут у меня последнее! – Джуну закручивал рецидив. Все присутствующие испугались. Замерли. – Ты пробралась тайно ко мне в мастерскую и сфотографировала мои картины! Ты украла мои картины! Ты лживая женщина! Ты заработала на мне миллионы!

– Джуна, успокойся, – пыталась я быстро собраться, предчувствуя беду, – ты сама водила меня…

– Я водила? Ты украла мои ключи! Ты пробралась… ты украла, – Джуна чуть ли не задыхалась.

Остановить приступ можно было или ударом, или оскорблением.

Я выбрала второе. Медленно развернувшись, показывая всем видом, что готова к драке, я тихо и угрожающе произнесла:

– Так меня еще никто не обижал! Джуна, остановись! Остановись! А то ничто не поможет тебе спастись у ворот Божьих от самой себя!

– Говорить умеешь? Пис-сатель! Ты. Пис-сатель!

Руки мои были заняты двумя сумками с книгами Никаса и Джуны. Оставалось драться глазами и словами.

– Посмотри на меня, Джуна! – впилась я ей в лицо. – Посмотри! – и она действительно, как завороженная, остановилась и дальше не отрывала гневных своих сверкающих очей. – Я помню великую Джуну. Талантливую целительницу мира! Ты не Джуна! – закричала я, и все в комнате замерли от такой дикой наглости. – Ты Джуну съела и сидишь в ее теле и смотришь на меня из дырочек вместо глаз! Посмотри на меня! Я работала над этой книгой полтора года! Я ни копейки на этом не заработала. Какие миллионы? Если ты этого не видишь, какой ты медиум? Экстрасенс ты …уев!

Разговор был завершен. Дружба разорвана. Джуна опешила и замерла, как ребенок у доски, получивший «кол»! Ее дар речи пропал.

Гордо вскинув голову, я выскочила вон из дома. Рыдания горя и смертельной обиды сдавливали горло. Слезы текли.

Я умирала от любви к своей глупой и больной Джуне. Позвонила Месенжнику. Он взял с меня клятву никогда больше не появляться в ее доме и не отвечать на ее звонки.

Я не успела доплестись до своей станции метро, как звонки действительно пошли.

Я не брала трубку.

Джуна, дождавшись гудка, оставляла гневные голосовые сообщения, пугая судом, дракой, смертью, разборками. Она, бедная моя, неграмотная Джуна, кричала:

– Света! Верни мне пленку!

Какую пленку? Мы что, шпионы? Мне было уже все равно.

До Нового года она обзвонила всех моих знакомых, вылив бочки россказней, что я ее обокрала всю насквозь. Среди нашей тусовки пошло заметное оживление – надо же! Джуна поругалась, наконец, с Савицкой! А то всем уже досталось, а ей нет…

После праздников мне отовсюду начали передавать, что там объявлена война против моей личности и что ассирийская армия ищет способ принести мою голову своей царице.

Ситуация меня и веселила, и злила, и приводила в чувство глубокой скорби. А еще меня обуревал интерес – в какую сумму оценена моя голова?