Книга Петербургские женщины XIX века - Елена Первушина

Но в то же время Александр влюблен во фрейлину Ольгу Калиновскую. Настолько, что готов расторгнуть дармштадтскую помолвку, что, разумеется, недопустимо. Девушку удаляют от двора, выдают замуж, и Золушка, но Золушка царских кровей, становится русской императрицей.

«Ум, спокойная уверенность и скромность в том высоком положении, которое выпало на ее долю, вызвали всеобщее поклонение, — продолжает Ольга. — Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило. В самом деле, Мари оправдала все надежды, которые возлагал на нее Папа, главным образом потому, что никогда не уклонялась ни от каких трудностей и свои личные интересы ставила после интересов страны. Ее любовь к Саше носила отпечаток материнской любви, заботливой и покровительственной, в то время как Саша, как ребенок, относился к ней по-детски доверчиво. Он каялся перед нею в своих маленьких шалостях, в своих увлечениях — и она принимала все с пониманием, без огорчения. Союз, соединявший их, был сильнее всякой чувственности. Их заботы о детях и их воспитании, вопросы государства, необходимость реформ, политика по отношению других стран поглощали их интересы. Они вместе читали все письма, которые приходили из России и из-за границы. Ее влияние на него было несомненно и благотворно. Саша отвечал всеми лучшими качествами своей натуры, всей привязанностью, на какую только был способен. Как возросла его популярность благодаря Мари! Они умели не выпячивать свою личность и быть человечными, что редко встречается у правителей…

Имп. Мария Александровна

Мари сопровождала его во время маневров в лагеря, на смотры и приемы и храбро со своей простой манерой говорила по-русски с генералами и офицерами частей. Потом, когда Саше внушили недоверие к такому влиянию и представили это как слабость с его стороны, Мари отступила на задний план совершенно добровольно. К тому же ее здоровье оставляло желать лучшего. Смерть ее старшего сына, Наследника, которому она отдала всю свою заботливость, доконала ее совершенно. С 1865 го да она перестала быть похожей на себя. Каждый мог понять, что она внутренне умерла и только внешняя оболочка жила механической жизнью. Ее взгляды, ее отношение к жизни не соответствовали тому, с чем ей пришлось встретиться, и это сломило ее. У нее были свои идеи, свои нерушимые исповедания, главным образом в вопросах религии и веры. Как все перешедшие в православие, она придерживалась догматов, и это было точкой, в которой они расходились с Сашей; он, как Мама, любил все радостное и легкое в религиозном чувстве. Если все, что делается, делается из соображений долга, а не из чувства радости, какой грустной и серой становится жизнь!»

Когда в 1880 году Мария Александровна умирала в Зимнем дворце от туберкулеза, в том же дворце жила возлюбленная Александра, его будущая вторая жена Екатерина Долгорукая со своими внебрачными детьми. Легкой симпатии императора к очаровательной немецкой принцессе оказалось недостаточно для прочного семейного счастья.

* * *

Встреча будущей императрицы обставлялась очень торжественно. Вот как принимали Марию Софию Фредерику Дагмару, будущую Марию Федоровну, супругу Александра III.

«Александр II с супругой и детьми встретили Августейшую Невесту в Кронштадте. Затем на пароходе „Александрия“ они отправились в Петергоф. Пристань была убрана зеленью, украшена гербами и вензелями царственных жениха и невесты. По всему пути следования императорского поезда стояли войска. В Кронштадте и в Петергофе корабль встречали пушечным салютом. Местное купечество во главе с городским главой поднесло принцессе на серебряном блюде хлеб-соль. Император сел на коня, дамы — в парадный экипаж. Петергофские дамы устилали путь кортежа цветами.

В Александрии кортеж остановился у капеллы. Высочайших гостей встретил протоиерей Рождественский со святым крестом. Во второй половине дня гости уехали в Царское Село».

За этой парадной картинкой скрывалась настоящая трагедия. Первым женихом Дагмары был старший брат Александра и наследник престола Николай. Судя по воспоминаниям современников, молодые люди успели искренне полюбить друг друга. Но Николай скоропостижно скончался от туберкулезного менингита. И принцесса, и великий князь Александр были у постели умирающего. Легенда утверждает, что Николай сам соединил их руки. Так или иначе, но вскоре Дагмара стала невестой Александра.

Вел. кн. Александр Александрович и принцесса Дагмар

Цесаревич написал отцу: «Я уже собирался несколько раз говорить с нею, но все не решался, хотя и были несколько раз вдвоем. Когда мы рассматривали фотографический альбом вдвоем, мои мысли были совсем не на картинках; я только и думал, как бы приступить с моею просьбою. Наконец я решился и даже не успел всего сказать, что хотел. Минни бросилась ко мне на шею и заплакала. Я, конечно, не мог также удержаться от слез. Я ей сказал, что милый наш Никс много молится за нас и, конечно, в эту минуту радуется с нами. Слезы с меня так и текли. Я ее спросил, может ли она любить еще кого-нибудь, кроме милого Никса. Она мне отвечала, что никого, кроме его брата, и снова мы крепко обнялись. Много говорили и вспоминали о Никсе, о последних днях его жизни в Ницце и его кончине. Потом пришла королева, король и братья, все обнимали нас и поздравляли. У всех были слезы на глазах».

Историкам неизвестно о каких бы то ни было увлечениях Александра после свадьбы, по-видимому, он был верным мужем. Императрица энергично и с большим удовольствием выполняла светские ритуалы: она была общительна, любила танцевать, умела держать себя с людьми, в отличие от мужа, который был, скорее, замкнут и нелюдим. Вероятно, он был благодарен ей за то, что она взяла на себя обязанности представлять императорскую чету перед светом.

«Придворные балы были наказанием для государя, — вспоминает друг Александра, граф Шереметев, — но они имеют свое значение, в особенности большой бал Николаевской залы. Это предание, которое забывать не следует, и балы по-прежнему продолжались: Концертные, Эрмитажные, Аничковские…

Приглашенный однажды на бал в английское посольство, государь предпочел остаться в Гатчине… Императрица поехала и вернулась очень поздно. На другой день я завтракал у государя, и он забавно подтрунивал над нею, говоря, что наслаждался всю ночь на Гатчинском озере, где ловил рыбу, и вдвойне наслаждался при мысли, что без него отплясывают в английском посольстве…

Аничковские балы, которых бывало по нескольку в сезон, отличались немноголюдством и носили несколько домашний, семейный характер. Нетанцующих бывало немного, и для этих немногих время казалось несколько томительным. Государь показывался вначале, радушно принимал и уходил в свой кабинет, где у него была партия. Возвращался он ко времени ужина. Когда котильон продолжался слишком долго, а императрица не хотела кончать, государь придумывал особое средство. Музыкантам приказано было удаляться поодиночке, оркестр все слабел, пока наконец не раздавалась последняя одинокая струна, и та наконец смолкала. Все оглядывались в недоумении, бал прекращался сам собою. Иных государь приглашал в свой кабинет, чтобы покурить, впрочем, весьма немногих дам и кавалеров. За проникавшими в кабинет следили со вниманием, предаваясь праздным выводам и замечаниям, другим донельзя хотелось туда проникнуть. В пустых гостиных кое-где в углу образовывалась партия. Иные ходили из угла в угол, не находя покоя. Иные держались на виду императрицы и дорожили сидением неподалеку от нее. Императрица неутомима. Вальсы, мазурки, котильоны с разнообразными фигурами чередовались без умолку. Изредка показывался государь и, стоя в дверях, оглядывал танцующих и делал свои замечания, но долго он не выдерживал».