Книга Скобелев - Борис Костин

Мал золотник да дорог. Дорогим и нужным оказался небольшой фланговый отряд для отступавших войск князя Шаховского. Попытка согнать эту назойливую осу с Зеленых гор стоила туркам больших потерь. Приковав к себе значительные неприятельские силы, отряд Скобелева намного облегчил положение войск князя Шаховского и уберег их от разгрома. Вот как после этих событий докладывал главнокомандующему о Скобелеве представитель Генерального штаба полковник П. Д. Паренсов, участвовавший в действиях отряда: «Заслуга свиты Его Величества генерал-майора Скобелева в деле велика: он своим верным быстрым военным глазомером сразу оценивал положение дел и выбирал надлежащий образ действий, затем своим блистательным спокойствием и распорядительностью, в адском огне, своим геройским личным примером воодушевлял войска и сделал их способными на чудеса храбрости. Одна лошадь под ним убита, другая ранена. Когда пришло время отступать, генерал-майор Скобелев слез с коня и, вложив саблю в ножны, лично замыкал отступление».

Во второй атаке Плевны русские потеряли более семи тысяч человек, а турки – лишь тысячу двести, причем более половины именно там, где действовал фланговый отряд Скобелева. Но Осман-паша не рискнул покинуть Плевну и не стал преследовать отступавших.

Второе плевненское поражение русских породило всплеск русофобии. Иностранная пресса трубила со злорадством: «Военный престиж громадной России изорван в клочья столь пренебрегаемыми турками». Русская же печать находилась в шоковом состоянии и вместо заготовленных цветастых фраз о победах приходилось использовать весь словарный запас русского языка, чтобы изложить смысл событий таким образом, что, дескать, хотя и не победили, но и не проиграли. В русском обществе и армии второе поражение произвело тягостное впечатление.

К. П. Победоносцев в одном из своих писем к бывшему ученику великому князю Александру Александровичу писал: «Мы здесь в ужасном состоянии все, в невообразимом волнении и страхе, вследствие неожиданных неудач под Плевной и после того... Внезапно, посреди быстрых успехов, начались неудачи, – очевидно, от ошибок, от непредусмотрительности, от неосторожности со стороны распорядительных властей. Вмиг доверие к этим властям потрясено, и теперь всевозможные неудачи представляются воображению... Народные умы ужасно взволнованы теперь; и теперь по случаю совершенной неизвестности и наших неудач всюду слышится ропот».

Причины осечки во втором штурме Плевны, по мнению выдающегося русского медика С. П. Боткина, заключались в следующем: «Всякая неудача должна позором ложиться на тех, которые не сумели пользоваться этой силой (русским солдатом. – Б. К.); вглядываясь в наших военных, особенно старших, так редко встречаешь человека со специальными сведениями, любящего свое постоянное дело; большая часть из них знакомы только с внешней стороной своего дела – проскакать бойко верхом, скомандовать: „Направо, налево“, да и баста! Много ли из них таких, которые следят за своей наукой, изучают свое дело? ...Много ли у нас таких, которые с любовью занимаются своей специальностью? Они все наперечет».

В его же воспоминаниях находим: «Кто же виноват во всех неудачах? Недостаток культуры (военной. – Б. К.), по-моему, лежит в основе всего развернувшегося перед нашими глазами... надо трудиться, надо учиться, надо иметь больше знаний, и тогда не придется получать уроков ни от Османов, ни от Сулейманов».

Казалось бы, очередная неудача под Плевной давала Скобелеву превосходный шанс позлорадствовать и над дряхлым бароном Криденером, и над князем Шаховским. Острому на язык Скобелеву не составляло труда на фоне неудачи возвеличить собственное «я». Но только в разговоре с отцом в очередной раз лишенный должности Скобелев-младший дал волю чувствам: «Ну, отступи Шаховской хоть на шаг от этой нелепой диспозиции, данной Криденером, сместись он со своим отрядом ближе к ловченскому шоссе – и тогда бы оборона Османа затрещала по швам!» На столь пылкий разбор сражения Дмитрий Иванович возразил: «Так ведь диспозицию утвердил сам главнокомандующий!»

Скобелеву становилось не по себе, когда написанное на бумаге превращалось в догму, когда офицеры шли в бой с завязанными глазами, когда во взглядах солдат без труда можно было прочесть осуждение творимого. Они-то горы готовы бы свернуть при толковых начальниках. И действительно, начиная от ротного командира до командира полка упрекнуть офицеров было не в чем, а вот бригадные и корпусные отцы-генералы, попав в огонь баталий, явно оказались не в своей тарелке и действовали по старинке. Не случайно, что фамилии многих из них постепенно стали исчезать из военных сводок. Между старым и новым развернулась негласная борьба, и плохо то, что старое в нежелании уступить дорогу, явилось причиной новых, ничем не оправданных жертв.

Телеграмма Н. П. Криденера о второй Плевне, извещавшая об исходе сражения, была получена главнокомандующим на следующий день, 19 июля, в седьмом часу утра. В телеграмме говорилось: «Бой длился целый день. Неприятель имеет громадный перевес в силах. Отступаю на Булгарени...»

Главнокомандующий, даже не зная истинных размеров неудачи, докладывая Александру II, сказал, что «намерен непременно еще атаковать неприятеля и лично вести эту третью атаку». Великий князь верил всерьез, что перед его выдающимися военными способностями не устоит ни один противник, и поэтому не сомневался в успехе задуманного.

К слову сказать, Осман-паша заставил заинтересоваться собой. Строились предположения, и что это англичанин на турецкой службе, и что он закончил академию в Лондоне. Бросились листать турецкие газеты, но те словно сговорились публиковать лишь скудные факты из биографии этого военачальника. И все же некоторые подробности стали известны. Осман-паша после окончания военного училища прошел все ступеньки военной карьеры, особенно проявив себя в войне с Сербией. Среди медлительных и инертных турецких военачальников он выделялся энергией и распорядительностью, храбростью и аскетизмом. Солдаты у него отличались дисциплиной и жестокостью. На злодеяния паша смотрел сквозь пальцы. Уже в самом начале войны он изгнал из лагеря иностранных военных советников...

Итак, великий князь Николай Николаевич решил испытать счастье и возглавить третий штурм Плевны. Он даже отдал предварительные распоряжения на выдвижение свежих войск и велел отправить телеграмму князю Карлу Румынскому, в которой просил о скорейшем переходе румынских войск через Дунай. Это реакция главнокомандующего. А что император? Получив 19 июля известие о неудаче, постигшей войска у Плевны, он назначил в Беле, месте расположения главной квартиры, совещание, в котором кроме августейших особ присутствовали военный министр Милютин и начальник штаба Непокойчицкий. Результатом этого совещания был вызов всего гвардейского корпуса из России.

В записке от 2 августа, поданной царю, Д. А. Милютин ставил вопрос о необходимости временного перехода всей Дунайской армии к обороне до прибытия подкреплений из России. Он требовал «бережливости на русскую кровь»: «Если будем по-прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию». И истребили бы на самом деле, действуя напрямик, без ума, не считаясь с потерями, рассчитывая на глупость турецкого командования, забыв о том, что против русских генералов действовал противник, умудренный боевым опытом подавления восстаний в Боснии, в Болгарии, в войне с Сербией и Черногорией, фанатично преданный султану.