Книга Добрые и сильные - Татьяна Рубцова

— Трое в больнице с травмами. Состояние Ганиева тяжелое.

— А если он умрет, Сидоренко? Ты же сядешь. Ты же его после гонга колотил. Тебя еле оттащили.

— Может ты с ним… того…

— Я его даже не знаю, — бросил Сергей, багровея.

— Вот что, Сергей, — заговорил председатель. — Вы отдохните, расслабьтесь. Поработайте где-нибудь. Спорт, знаете ли, — это спорт, и ринг — не место вымещения обид. Закончится срок, и все, милости просим назад.

— А на зарубежных промоутеров не рассчитывай пока, Сидоренко, после твоих подвигов они, минимум до осени, про тебя забыли.

— Спасибо за сообщение.

— А ты не огрызайся, Сидоренко, я тоже, знаешь ли, бывший боксер и всю эту кофемолку прошел с начала и до самого конца. Ты лучше слушай, что тебе говорят.

— Выслушал уже, спасибо. Могу идти?

— Тренировки не отменяются, — начал было тренер, но Сидоренко уже встал.

— А пошел ты, — походя просил он, выходя из кабинета и не прислушиваясь к шуму за спиной.

Он был злой на весь мир, считал, что к нему придираются несправедливо, шел, ни на кого не глядя и напролом, толкал плечом зазевавшихся и не спешивших уступать дорогу.

На улице он вдохнул воздух, прошел к месту парковки, с трудом вывел машину, сжатую с обоих сторон дорогими иномарками и поехал, зло сжимая руль.

Ему казалось, что все над ним смеются, все презирают: и постовой милиционер, и крутые владельцы «Мерседесов», и бедные прохожие. Он нарывался, срезал носы самым навороченным иномаркам и мечтал разбить чью-то голову. Но с ним почему-то не хотели связываться, и он продолжал беситься в одиночестве.

Хотелось есть. Теперь ему не надо следить за весом и можно хоть обожраться мучным. Зайдя в кафе в довольно-таки дорогом квартале, он заказал большую пиццу, кофе и сок и начал есть, поглядывая в окно.

«Обойдусь и без вас», — думал он, все еще кипя и не чувствуя вкуса. — «меня с радостью возьмет любой…».

Кто «любой», он не придумал и начал перебирать в уме свои возможности и таланты.

Но их не было. Он в своей жизни научился только одному: вышибать зубы и крушить челюсти, и он посчитал себя равным богам только потому, что умел делать это очень хорошо. Что ж, иногда это нужно. И Сидоренко решил устроиться телохранителем. Бездумно глядя в окно, он увидел знакомую спину и коротко остриженную рыжую голову. Он даже привстал, наблюдая. Вот рыжая голова чуть-чуть обернулась.

Точно: Сашка Выдрин. Он был с ним на Олимпиаде и занял 3 место по дзю-до. Он был самый старший в команде и говорил, что это его последняя попытка «выйти замуж». 3 место — тоже не плохо, но на особые почести рассчитывать нечего. Да и со здоровьем у него было что-то вроде сбоя, его еле допустили.

Вон, теперь по хозяйству запрягли мужика. Выдрин сгибался под тяжестью пакетов и свертков в яркой цветной упаковке. И тут вышла она. Это была не жена, уж точно. На вид ей было лет 50, а на самом деле — кто знает. Такие цацки, что болтались у нее на шее, ни один чемпион не потянет. Она остановилась по дороге, поцеловалась в губки с такой же томной красавицей, поболтала с ней, потом опять поцеловалась и приблизилась к Выдрину. И обогнав его, гордо прошествовала дальше. И тот, крепкий мужик, не дающий никому спуска, побежал за ней на полусогнутых. Возле синей иномарки он устроил все пакеты и свертки в одной руке, другой отпер перед ней закрытую дверцу, делая это осторожно и тихо, положил все покупки в багажник и торопливо побежал к месту водителя.

— Шофер или охранник, — пробормотал Сергей, не сводя глаз с машины, тоже «Мерседеса», но подороже и классом повыше, чем был у него.

— Что? Простите?

Сергей повернул голову. Официант, стоявший перед столиком, внимательно слушал его. И тут Сидоренко опомнился. Его тарелка была пуста, кофе и сок выпиты и пора была расплачиваться.

— Что-то закажете? Простите, я не расслышал.

Сергей промолчал и полез за деньгами.

Выйдя из кафе, он огляделся. Место было людное. Рядом находились два бутика, а напротив — модный салон. Дамы выходили из него: яркие, пышные, увешанные побрякушками, и за ними бежали шофёры и охранники, бывшие спортсмены, умеющие постоять за себя парни.

Сергей умел только одно — драться и совершенно не умел прислуживать. Все в нем переворачивалось, когда он видел их: бывших боксеров, штангистов, борцов и футболистов, сильных парней с крепкими кулаками и крутыми затылками. Он не мог быть на их месте, не мог и все, и это было у него в крови.

Значит об этом нечего и думать, а больше думать ему было не о чем. Приехав домой так же бездумно, он бросил машину у подъезда и поднялся в квартиру. Наступила летняя сессия. Нина иногда возвращалась с работы рано, иногда задерживалась до 10–11 вечера, и Сергею приходилось встречать ее. Отперев дверь и увидев на подставке для обуви пару ее туфель, Сергей понял — она дома.

— Сережа, ты? — выкрикнула из комнаты молодая женщина.

Сидоренко не ответил, разулся, обул домашние тапочки и, злой, прошел на кухню.

Его бесило все: и необходимость разуваться, ездить на дешевой машине, видеть перед собой дешевые обои, пить воду из граненого стакана.

Нина подошла к нему сзади, но обнять не решилась, а только дышала ему в шею — а это раздражало его еще больше.

— Меня дисквалифицировал, — буркнул Сергей, стараясь сдерживаться.

— Ты это предвидел.

— Да, предвидел. Я прямо Глоба какой-то, — Сергей повернулся к ней.

Зло прорывалось наружу, и он отвернулся, тяжело дыша.

— Сережа, — Нина положила руку на его плечо. Она думала, что имеет женскую власть, способную укротить дикого зверя.

— Уйди, — сбросил ее руку Сергей. — Терпеть не могу баб, которые сами вешаются на шею.

Нина отступила. Щеки ее под слоем косметики пошли пятнами, потеряли кажущуюся нежность и стали отвратительны.

— Не можешь, да? Что же тогда ты женился на Ирке? А мы с ней поспорили, да, что она окрутит тебя. И окрутила же, вот.

— Не смей врать, сука!

— Я сука? А она кто? Мы с ней нарочно тогда тебя напоили, чтобы…

Сергей ударил ее, ударил прежде, чем успел подумать и остановиться. Ударил он правой, в челюсть, и, счастье, что Нина оказалась легкой и отлетела в другой угол. Она упала на стол, ударилась затылком о стену и соскользнула на пол, увлекая за собой посуду.

Очнулась она, лежа на диване, а Сергей стоял перед ней на коленях и совал под нос нашатырный спирт.

— Тихо, тихо, не двигайся, — заговорил он испуганным голосом. — Тебя тошнит? Где больно?

— Я… Сережа…

— Не говори. Просто закрой и открой глаза, если «да».

Нина качнула головой и застонала.