Книга Лишенная детства - Софи Анри

Однажды в субботу моя тетя, к которой я приехала в гости, заводит со мной серьезный разговор. Ей тридцать пять, она живет в сорока километрах от нашего городка, но все же умудрилась услышать весьма нелестные отзывы обо мне. «О Морган говорят, что она спит с мальчиками, и соседка видела ее в супермаркете в компании черноволосой нахалки и четырех парней…» Услышав это, я каменею от ужаса. Слухи о моей отвратительной репутации распространяются в мире взрослых! Умирая от стыда, я шепотом сообщаю ей правду: да, у меня есть приятели-мальчики, но ничего серьезного, я клянусь тебе, тетя, милая, я никогда ни с кем не спала!

— Вот уж не думала, что моя племянница может заслужить такую славу! — вздыхает тетя. — Твоя мама знает, какие о тебе ходят слухи?

Это мне не известно. Может, до моих родителей и донеслись отголоски городских сплетен. Но у них самих в городке репутация не лучше, а потому они не обращают внимания на досужие разговоры. Осмелюсь думать, они мне доверяют и знают, что я — не из тех, кто ляжет в постель с первым встречным. Что до мальчиков, с которыми я целуюсь, то о них родителям вряд ли что-то известно. Я даже и не думала им рассказывать, это моя личная жизнь, тем более что у них хватает забот помимо того, чтобы следить, с кем я общаюсь: дома отец продолжает топить свое горе в водке. Для моей семьи это рутина, за тем только исключением, что с недавних пор я принимаю участие в боях, расцвечивающих наше повседневное существование. Напившись, отец начинает искать ссоры с матерью, и я встаю между ними, чтобы ее защитить. Я толкаю его и говорю ему грубости, приказываю отправляться на свой диван и сидеть там молча. Проходит несколько месяцев, и мой отец перестает третировать мать — он переключается на меня. Он осыпает меня оскорблениями, причем всегда одними и теми же, имеющими отношение к изнасилованию: я все сама подстроила, я сама виновата, это для меня урок, и если мне что-то не нравится, я могу отправляться к Да Крусу, и пусть он снова задаст мне жару… Несправедливость, отвращение, провокация — и все ради того, чтобы оправдать собственный припадок гнева. Он цепляется ко мне и получает даже больше, чем ожидал. Он называет меня шлюхой? Я отвечаю в том же тоне и осыпаю его оскорблениями, которые он возвращает мне сторицей. Мать, оказавшись между молотом и наковальней, пытается успокоить то одного, то другого, пока отец, обессилев под воздействием алкоголя, не валится без чувств на диван. К матери я испытываю не больше сочувствия. Со временем моя обида на нее растет, и ощущение горечи из-за того, что она меня не понимает, тоже. Я жутко злюсь на нее за то, что мы живем такой жизнью, за то, что она не развелась с моим отцом, за то, что день за днем длится этот кошмар.

— Да Крус издевался надо мной день, а вы — всю мою оставшуюся жизнь!

Вот что я заявляю своим родителям в вечера, когда особенно остро их ненавижу.

Однажды наступает момент, когда я больше не могу их выносить. Я считаю, что моя мать — трусиха, а отец — жалкий пьяница, и им нет оправдания. Отныне они не являются для меня авторитетом. Я не проявляю к ним уважения, я грублю, я замыкаюсь и погружаюсь в депрессию. «Словно с тебя живой содрали кожу…» — вздыхает моя мать. После каждой размолвки я хлопаю дверью. Это — кризис подросткового возраста, умноженный на тысячу. Мои родители втягивают головы в плечи и грозят наказанием, но до этого, впрочем, никогда дело не доходит. Я прекрасно знаю, как бы они реагировали, будь я обычной девочкой, без пятна «жертва сексуального насилия» на биографии. При первой же попытке повысить голос меня бы заперли в моей комнате. Но они и так живут в аду, и изнасилование дочери лишило их веры в свои силы. Ужасное последствие: они не осмеливаются больше быть родителями. Испытывая вину за то, что провалили свой экзамен на зрелость, напуганные моими приступами ярости, они носятся со мной, как с хрустальной вазой. Они думают, что мне нужна свобода, прогулки, друзья. После того, что я перенесла, они не хотят травмировать меня придирками. Думая, что это поможет мне забыть о моих несчастьях, они все мне позволяют и прощают, ну, или почти все. Они позволяют мне гулять, сколько мне хочется, они не мешают мне сбиваться с пути… Они доверчиво расширяют пределы дозволенного, и я устремляюсь в открывшуюся брешь. Когда же они решают немного завинтить гайки, я режу правду-матку им в глаза. Я говорю матери, чтобы она занималась не мной, а своим пьяницей-муженьком, а отцу попросту затыкаю рот:

— Сначала перестань квасить, тогда будешь высказывать свое мнение!

Я жестоко давлю на их больные места, и родители в глубине души считают, что я права. Вместо того чтобы поставить меня на место, которое надлежит занимать в семье ребенку, они уступают:

— Ты хочешь провести вечер с приятелями? Хорошо! Тогда пригласи их домой, — решает отец, уверенный, что в этом случае я буду у него на глазах.

Что ж, ему же хуже…

Однажды вечером я привожу в дом Ясина и Лорана, чтобы вместе с ними посмотреть фильм. У нас на втором этаже для этих целей выделена просторная комната с большим телевизором, книжными шкафами и канапе, на котором удобно устраиваются оба парня. Это приятели Дженнифер, она совсем недавно нас познакомила, и мы пару раз вместе болтались по городу после занятий в школе. Они симпатичные и немного старше нас — пару лет назад закончили коллеж, что делает их еще более привлекательными для таких малявок, как мы. К тому же они имеют репутацию «плохишей», у них модные стрижки и имеются права на вождение, значит, встречаться с ними — уже настоящая авантюра. И вот мы сидим и смотрим фильм, время от времени отлучаясь в туалет по маленькому. Когда Ясин спрашивает, где туалет, я объясняю: на первом этаже, от гостиной направо. Мы с Лораном пользуемся его отсутствием, чтобы поцеловаться. Когда фильм заканчивается, парни уходят, и мы обмениваемся обещаниями скоро увидеться.

На следующее утро перепуганные родители врываются в мою комнату:

— У нас украли машину! Ключи были в гостиной на полке, они исчезли!

В жандармерии подтверждают их догадку: Ясин и Лоран не только кажутся плохими, они таковыми и являются. Их уже не раз привлекали за кражу автомобилей. Обычно они катаются, сколько душа пожелает, а потом сжигают украденную «тачку». Пропадает последняя надежда увидеть невредимым новенький «Фиат» моих родителей, которые взяли его в кредит на пять лет. Хорошая новость: через несколько дней полиция находит нашу машину увязшей в грязи посреди какого-то поля, но целой, из нее только выгребли все ценное. И новость плохая: Ясин и Лоран, чтобы отомстить моим родителям, которые подали на них заявление в полицию, теперь кричат на всех углах, что имели меня вдвоем.

Не хватало только этого, чтобы моя репутация упала ниже плинтуса.

В свете моих скандальных похождений невиновность Да Круса становится версией, которую принимает все больше народу. Некоторые наши соседи довольно-таки рьяно отстаивают ее, и каждый день в булочной, на автобусной остановке — в общем, всюду — сплетники изыскивают для насильника тысячу оправданий. Он признался? Значит, на него «надавили»! Морган его сама соблазнила! Посмотрите на нее, путается с преступниками! То, что Да Крус напал на меня, когда я была еще ребенком, забывается, все видят перед собой неуправляемую девицу. Забыта белокурая девочка, для всех жертва — прожженная бестия, в которую я превратилась. Никто не задумывается над тем, что это Да Крус сделал меня такой — изгоем, мятежной, вульгарной. Некоторые жители городка полагают, что я давно стала на «худую дорожку». В общем, на меня обрушивается вал обвинений, и все же никто не ругает меня больше, чем я сама. Это я, девица в обтягивающих джинсах, — творец собственных неприятностей, это я — свой самый лютый враг. Если доказательств моей вины не находится, их придумывают. В тот день, когда меня изнасиловали, на мне был маленький белый лифчик с вышивкой, первый в моей жизни, — подарок маминой приятельницы. Эта деталь зафиксирована в протоколе моего допроса. Как же отличается описание этой детали туалета хорошо воспитанной девочки от того, что передается из уст в уста! Мой лифчик превратился в убийственно соблазнительное кружевное дезабилье!