Книга No Woman No Cry. Моя жизнь с Бобом Марли - Хэтти Джонс

— Хорошо, то, что надо.

Водитель, вероятно, заметил мои сомнения, потому что спросил:

— Вы уверены, миссис Марли?

Странным образом, именно это меня и убедило.

— Да! — воскликнула я. — Поехали!

Я взяла грузовик под честное слово — у меня оставалось всего несколько долларов после выплаты взноса, и я не видела Боба с тех пор. Но я убедила себя в том, что деньги откуда-нибудь появятся. «У Боба должны быть деньги, — сказала я себе, — мы проедем через Хоуп-роуд, и я перехвачу деньжат». Потому что я должна была переехать, я должна была увезти детей оттуда, морально и физически. И это надо было сделать прямо сейчас, пока дети не начали втягиваться в другой, более распущенный, стиль жизни. Хватит с них и того, что папочка живет отдельно, а мамочка иногда выходит из себя.

На следующее утро, довольно рано, грузовик подъехал к дому. Тетушку я не предупредила — очевидно, что даже в двадцать шесть лет и с несколькими детьми я все еще находилась у нее под каблуком. Когда она увидела грузовик, то спросила:

— Ты это серьезно?!

И когда я кивнула в ответ, тетушка завопила:

— Да ты с ума сошла! Не иначе как шутишь.

Наконец мне пришлось высказать все начистоту.

Я начала:

— Ты говоришь, что я взрослая женщина, тетушка, но даже если это и не совсем так, ты все равно не должна лишать меня права принимать собственные решения. И я не пытаюсь быть неблагодарной, вовсе нет.

— И Робби не едет?

— Нет, и я не намерена его упрашивать.

Я стала собираться, а она все смотрела на меня и даже помогала, но выглядела очень расстроенной. Наконец я не выдержала:

— Если ты собираешься и дальше ходить с таким несчастным видом, поехали с нами вместе!

Но у тетушки был собственный дом, и она не могла просто так взять и уехать. Бедная тетушка — но я должна была проявить решимость. И все равно я не хотела оставлять ее в расстроенных чувствах, несмотря на то, что, по ее мнению, у меня не было шансов справиться в одиночку. Я попыталась ее успокоить:

— Тетушка, не волнуйся, ты знаешь, куда мы едем, приезжай завтра, а я поеду сегодня.

— Но там же нет света, — не сдавалась она.

Я ответила:

— Это ничего, у нас есть свечи, не беспокойся. Но я хочу приехать туда засветло, будет легче разгружать вещи.

К этому времени, похоже, все соседи столпились возле грузовика и начали ахать и охать:

— Господи, они едут жить в Булл-Бэй, — как будто мы собрались на Луну, не меньше.

Но я все равно посадила детей в машину, они были довольны и веселы:

— Мы переезжаем! Мы едем жить в другой дом! На машине!

А я смотрела на всю эту сцену и думала: «Боже, дай нам справиться с поездкой!»

Когда мы приехали на Хоуп-роуд, первым человеком, которого мы увидели, была Эстер Андерсон — она торчала на балконе второго этажа. Я сказала:

— Доброе утро, а Боб там? Могу я его увидеть? — Я знала, что он наверху в комнате вместе с ней.

— Чего ты хочешь? — спросила она. — Зачем пришла?

«Да она в своем уме?» — подумала я. Но мне не хотелось выяснять с ней отношения, особенно при детях, поэтому я просто повторила:

— Где Робби-то? Он там?

— Он спит, — сказала она.

— Тогда, пожалуйста, разбуди его, это важно.

— Да оставь ты его в покое, — скривилась она. — Зачем ты мешаешь ему спать?

Тут я потеряла самообладание.

— Ты хоть понимаешь, с кем ты разговариваешь? — спросила я в ответ несколько громче, чем мне хотелось бы.

— Почему ты не перестанешь рожать? — закричала она. — Ты только и делаешь, что плодишь детей! Бобу нужна карьера, остановись же наконец и дай ему жить спокойно!

Я ушам своим не верила! Просто стояла там и думала, что надо как можно скорее выбраться из этого дерьма. Но к этому времени шум разбудил Боба, он спустился и сказал мне:

— В чем дело? Зачем ты тут сцены устраиваешь?

— Я?! Не смей со мной так разговаривать! Оставь этот тон для своей шлюхи вон там наверху! — Я всерьез разозлилась, потому что, если уж Эстер не уважала меня, она хотя бы должна была соображать, что я тут с детьми и что она спит с моим мужем! Я выпалила ей все это, не стесняясь в выражениях, да и Бобу досталось. Когда он дал мне денег, я села в машину и велела водителю ехать поскорее.

Боб обещал, что он заглянет позже, в чем я не сомневалась — и не сомневалась, что он начнет заговаривать мне зубы. Но последние слова, которые я ему сказала, были:

— Да пошел ты, Боб! Я в тебе совершенно разочаровалась!

Я осталась очень недовольна собой, потому что это был первый случай, когда я дала себя втянуть в бабскую свару. И я даже не собиралась цапаться с этой Эстер. Если я с кем и хотела поругаться, так это с Бобом.

Когда он приехал вечером, то упрекнул меня:

— Как ты могла такое устроить при детях? Это ошибка, Эстер просто наш фотограф, Крис Блэкуэлл поселил ее туда на время, пока она не уедет обратно в Лондон…

Я не ответила, а он продолжал:

— Ты серьезно хочешь здесь жить? Ни света, ни воды нет, и ты собираешься тут остаться с детьми? Потому что мне надо ехать в Англию рекламировать новый альбом.

Я сказала:

— Да-да-да, я остаюсь.

При этом я видела, что ему тоже нравится здесь, на свежем воздухе.

Наконец Боб посмотрел мне в глаза и спросил:

— Ты в порядке?

— В полном, — ответила я.

Я умолчала о том, как разозлилась, потому что не хотела снова ругаться в присутствии детей, которые не ложились спать, чтобы дождаться приезда папочки.

Мы посмотрели на наших малышей — все четверо были явно счастливы и с довольным урчанием поедали жареную курицу, которую мы купили по дороге. Для них это была загородная прогулка.

— Как дела? — спросил Боб у них.

— Отлично! — закричали они хором. — Нам нравится в Булл-Бэй!

Наверное, Боб не ожидал такой их реакции, потому что выглядел подавленным после этого. Так и уехал, слегка ссутулившись, будто нес тяжесть на плечах. Я думала, что тоже останусь с тяжелым сердцем, но вместо этого испытала облегчение — грусть в моей душе была смешана с чувством свободы.

Та ночь вызвала у меня массу эмоций! Дети скоро пошли спать, но я никак не могла лечь — наверное, была слишком счастлива! Я выходила во двор и заходила обратно, повторяя про себя: «У меня есть дом! Свой дом!»

Не помню, который был час, когда я задула последнюю свечу и еще раз задержалась в дверях. Все, через что я прошла в тот день, — тетушка, Боб, Эстер Андерсон — казалось, случилось не со мной, а с кем-то другим. В тишине я слышала дыхание детей и отдаленный шум волн на берегу. Единственное, о чем я могла думать, так это о том, что мы наконец вырвались из Тренчтауна и что я стою — почти невероятно! — в дверях собственного дома. Я не могла решить, какой из этих двух фактов радует меня больше.