Книга Выжить любой ценой - Сергей Майдуков

Данко среагировал не сразу, а потому пронесся мимо, после чего ему пришлось круто разворачиваться, преодолевая течение. Сампан почти лег на бок, и Данко увидел совсем близко треугольную змеиную головку, высунувшуюся из воды. Потом равновесие восстановилось. Ревя сдвоенными моторами, сампан ворвался в канал, где пришлось быть куда более точным, внимательным и осторожным, чем на открытом пространстве.

У берегов стирали, купались, намыливали головы, причем мужчины входили в воду голыми, а женщины были в своих саронгах до пят. Когда навстречу выдвинулось грузовое судно, просевшее почти до бортов под тяжестью наваленных на палубу мешков, Данко был вынужден промчаться так близко к дому на сваях, что едва не разнес в щепки утлую лодчонку со старухой, замахнувшейся на него веслом. Куры в клетке, которых она везла, негодующе закудахтали, а сама она еще долго сыпала визгливыми проклятиями, глядя вслед удаляющемуся сампану.

— Сбавь ход, Дан, — попросил Роднин. — Так ведь недолго и разбиться. И на речную полицию можно нарваться.

— Не мешай, — процедил Данко.

Он удачно вписался в поворот, ворвавшись в новый канал, гораздо более узкий. Здесь между мостками и лачугами на сваях оставалось не более шести метров свободного пространства. Ни туристов, ни встречных барж, только юркие тайские лодки, спешащие уступить место сначала моторке, а потом преследующему ее сампану. Но кто-то уже уронил в воду мешок с рисом, кто-то швырнул в Данко дохлой крысой, а кто-то попытался достать его острым багром.

Убийца опережал его примерно на тридцать метров. Коротко оглянувшись, он опять свернул в протоку, где уже не было лачуг и людей, а только джунгли, раскинувшиеся над темной, стоячей, почти болотной водой.

Стайка голых ребятишек с визгом и гиканьем попытались угнаться за сампаном, но очень скоро отстали, запутавшись в зарослях. Между бортами и сампаном почти не оставалось зазора. Впечатление было такое, будто мчишься по узкой односторонней дороге, подпрыгивая на ухабах бурунов, поднимающихся из-под кормы моторной лодки. Все чаще приходилось нагибаться, чтобы низко провисшие ветки и лианы не хлестали по лицу. Иногда сампан подбрасывало на топляке или крупном мусоре, занесенном в клонг течением. Но больше всего Данко мешала болтовня Роднина, у которого всю дорогу рот не закрывался. Его трескотня не только раздражала, но и отвлекала, мешая сосредоточиться на управлении.

— Ты заткнешься наконец? — не выдержал Данко.

— Это нервное, — хохотнул Роднин. — Представь себе, я раньше никогда не гонялся за вооруженными людьми. Хотя наоборот один раз было. Меня один тип в казино затащил. И, знаешь, я выиграл. Сумма была довольно…

— Черт!

По правде говоря, выругался Данко куда резче. Сампан, слишком сильно приблизившийся к берегу, зацепился за корни, его дернуло и начало разворачивать поперек канала. Пара драгоценных секунд была потеряна на то, чтобы выровняться и набрать прежнюю скорость.

За это время моторка успела исчезнуть из поля зрения. Куда она повернула? В правый рукав или в левый, такой узкий, что сквозь него пришлось бы буквально протискиваться? К облегчению Данко, водная гладь справа, потревоженная моторной лодкой, все еще колыхалась и пенилась, выплескиваясь на отмели.

Еще больше он обрадовался, когда, сделав нужный поворот, обнаружил впереди брошенную лодку. То ли горючее в баке закончилось, то ли убийца решил, что посуху у него больше шансов уйти.

Рассуждать об этом было некогда, да и незачем. Выключив моторы, Данко выпрыгнул из сампана раньше, чем тот приткнулся к откосу. Краем глаза он заметил труп, плавающий в розовой луже на дне лодки, но даже не подумал задержаться. Чем он мог помочь мертвецу? Неумелой молитвой? Скорбной миной на лице?

— Оставайся здесь! — крикнул Данко, обращаясь, разумеется, не к покойнику, а к Роднину, замешкавшемуся в сампане.

Зачем подвергать товарища опасности? Пусть лучше постережет здесь на тот случай, если кому-нибудь вздумается оставить их без транспортного средства.

Оскальзываясь и хватаясь за клубки корней, Данко полез наверх. Он не боялся того, что беглец успел заменить магазин и теперь поджидает его в джунглях за ближайшим деревом, чтобы пристрелить в упор. Пугало его совсем другое. Что он упустит мерзавца и не выбьет из него правду.

* * *

— Подожди, — сказал Роднин, оттаскивая друга за твердое, как камень, плечо. — Так ты его просто убьешь и ничего не добьешься.

— А что, я его должен по головке гладить? — запальчиво спросил Данко.

Тем не менее экзекуцию он на этом закончил. Пленник, лежащий у их ног на дне сампана, дико взирал на них одним черным глазом. Второй то ли заплыл полностью, то ли вообще был выбит к чертовой матери. Между оскаленными зубами зияли черные бреши. Одна рука была вывернута таким причудливым образом, что невольно вспоминались цирковые акробаты с невероятно гибкими конечностями. Но это был не трюк. Данко сломал врагу руку. Не в ходе допроса. Несколько раньше, когда отбирал у убийцы широкий, почти треугольный нож.

Инстинкт не подвел Данко. Не пресловутое шестое чувство, а именно инстинкт — первобытный, звериный, безошибочный. Выбравшись на берег, он бросился сначала в одну сторону, потом в другую, потом описал круг, ломая ветки и производя столько шума, словно сквозь чащу ломилось целое стадо. А потом вдруг понял, что совершил непростительную ошибку.

Вместо того чтобы бестолково бегать туда-сюда, нужно было постоять тихонько, прислушиваясь. Убийца выдал бы себя сам, продираясь через заросли, или его местоположение помогли бы обнаружить потревоженные птицы. А что делать теперь? В какую сторону податься?

Данко неуверенно шагнул вперед, когда сработало то самое звериное чутье. «Никуда этот мерзавец не убежал, — понял он. — Засел где-то рядом, подождал, пока я уберусь подальше. А сам…»

«Женька! — промелькнуло в мозгу. — Роднин! Он же там один, глупый и беспомощный, как большой доверчивый пес. Убийца уже там. Его целью было выманить меня на берег, захватить сампан и скрыться».

Данко еще обдумывал все это, а ноги несли его обратно к каналу. Он успел как раз вовремя. Роднин неумело отбивался шестом, но вооруженный противник уже оттеснил его на корму, угрожая ему ножом.

Дальнейшее происходило столь быстро, что отпечатывалось в мозгу не в виде законченных действий, а подобно кадрам на фотопленке. Голая блестящая спина тайца. Его лицо, повернувшееся на крик. Собственная пятерня на месте этого лица. Выставленный нож, блеснувший на солнце. Слабый всплеск там, где этот нож упал в лужу на дне сампана. А дальше сплошное мельтешение и багровая пелена. И лишь после того, как таец завизжал как резаный, в голове начало понемногу проясняться.

Убивать этого ублюдка нельзя. Он должен быть живым, чтобы давать ответы на вопросы. Пока. Дальше видно будет.

Данко сделал пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы окончательно успокоиться.

— Где моя Юля? Где моя Соня? — хрипло спросил он, нависая над тайцем.