Книга Художники во Франции во время оккупации. Ван Донген, Пикассо, Утрилло, Майоль, Вламинк... - Вернер Ланге

В начале войны Майоль удалился в Баньюльс, свой родной город, расположенный в свободной зоне. Сделав свое расплывчатое предложение, я объяснил руководству: Майоль никогда не согласится приехать, если только я не поеду в Баньюльс, чтобы пригласить его лично. На самом деле (хотя я и не знал об этом) Майоль мог бы согласиться приехать в Париж и без моего визита. Истинная причина моих ухищрений была в том, что я мечтал пересечь демаркационную линию и увидеть жизнь в свободной зоне. Может быть, я искал довоенную Францию, которую так любил.

Будучи военным, я должен был не только совершить это путешествие в гражданской одежде, но еще и получить разрешение правительства Виши. Оформить для меня документы удалось лично Бринону[85].

Я ехал в скором поезде. Удобно устроившись, я ничем не отличался от обычного штатского, едущего на юг, в отпуск. Меня окружали мирные люди, и мне вдруг показалось, что нет ни войны, ни Оккупации. Чтобы выиграть время, я выбрал ночной поезд, который следовал через Орлеан. Переправа через Луару была великолепной, искрометной. Затем, перед пересечением демаркационной линии, мы остановились во Вьерзоне: немецкая полиция проверяла документы, удостоверяющие личность, и разрешения на въезд. Я заметил беспокойство на лицах французов. Капрал, который проверял наше купе, посмотрел на меня недоумевающе: немец, едущий на «другую сторону»? Он, должно быть, находил это странным.

Остановка не было слишком долгой. Я ожидал большей назойливости, копания в вещах, вопросов. Ничего подобного! Все прошло, как если бы мы пересекали границу в мирное время.

Таким образом, скоро поезд уже мчался по свободной зоне: Лимож, Каор, Монтобан. День стал заниматься только после Тулузы. Очень долгая остановка была в Нарбонне: выходило множество пассажиров с сотнями сумок и чемоданов. Перрон напоминал улей: он кишел бегущими и кричащими людьми. Затем мы миновали Перпиньян, Коллиук, Пор-Вандр и, наконец, добрались до Баньюльса.

Аристид Майоль в Баньюльсе, 1943 г. Снимок Вернера Ланге (Частная коллекция).

Дом Майоля был расположен наверху, слева от пляжа. К нему можно было пройти мощеной улочкой, круто поднимающейся между старыми домами. Было тепло и солнечно. Наверху справа деревянная дверь открывалась на крутую лестницу с каменными перилами, которая вела в сад с большими деревьями и к розовому дому с зелеными ставнями — цели моего путешествия.

Семья Майоля была в полном составе. Все собрались в зале: Аристид, его жена Клотильда и их сын Люсьен. Аристид посчитал необходимым сходить за бутылкой 6аньюльского вина, и мы выпили, как старые друзья после разлуки. Стояла такая прекрасная погода, что оставаться в доме было преступлением. Мы остановились на площадке лестницы, откуда открывался прекрасный вид на крыши старого Баньюльса с холмами Альбера на заднем плане. Я тотчас воспользовался этим, чтобы исполнить поручение моего друга Рюдье, который продал в Париже большую статую Майоля и не успел передать причитающиеся ему деньги — весьма значительную сумму. Движение денег между двумя зонами не было свободным, поэтому я предложил себя в качестве курьера, не вполне отдавая себе отчет, к чему это могло бы привести в случае досмотра или обыска в поезде. Спекуляция валютой строго наказывалась, но я об этом даже не подумал; все прошло хорошо, и я передал адресату посылку — огромный пакет с банкнотами. Я не знал даже, сколько денег перевозил.

Вино подействовало благотворно — беседа завязалась легко, и мы вскоре перешли к вопросу, где мне остановиться. Майоль сказал, что в это время невозможно найти комнату. Баньюльс — город рыбаков, туристы сюда приезжали редко, поэтому отелей было немного. После появления «двух Франций» в них обосновалось много людей, женщин с детьми; город был переполнен, объяснял мне Майоль.

— Я нашел выход, — сказал он. — Дина[86] на некоторое время уехала, ее квартира свободна. Люсьен вас проводит. Идите, не задерживайтесь, потом вернетесь, будем завтракать.

В полдень дом Майоля благоухал душистыми травами. Клотильда была настоящей мастерицей по части кулинарии. Столовую украшал портрет Люси, тетушки Майоля. Дом, в котором мы находились, принадлежал ей, и Аристид нарисовал эту картину уже давно. Майоль не имел привычки беседовать после еды или соблюдать сиесту, как это было принято на юге. Не обращая внимания на других, он усаживался в свое кресло и принимался читать.

Воспользовавшись передышкой, ибо отец любил главенствовать в разговоре, Люсьен потащил меня в сад. Он хотел узнать парижские новости, ему недоставало столичной жизни. Но мы недолго были одни. Если Майоль рядом, оставаться долго наедине невозможно. Активный, деятельный, он хотел постоянно что-то организовывать, вовлекать других. Едва мы вышли, как Майоль присоединился к нам с корзиной, наполненной инжиром из сада.

— Ешьте, мальчики, — сказал он. — Я их собрал специально для вас. Потом пойдем в мастерскую.

Мастерская располагалась под землей, в естественном склоне земельного участка. Пройти туда можно было через сад. Вход находился прямо перед фиговыми деревьями, божественные плоды которых мы только что попробовали. Комната походила на подвал, стена которого была продырявлена, чтобы туда проникал через фильтр листьев приглушенный свет из сада. Напротив входа в скалистом склоне была видна дверь, ведущая в винный погреб. «Ключ хранится у моей жены», — сказал мне Аристид, подмигивая.

Напротив окна стояла неоконченная гипсовая скульптура. «Я работаю над статуей Дины, — сказал Майоль. — Нужно еще много сделать. У девушки пока нет рук. Я предпочитаю работать с гипсом. Лучше видны детали, и потом можно больше добавить или убрать. Посмотрите: мне удалось поставить левую ногу, просто толкая ее вперед. Я очень люблю этот материал, хотя литейщикам не нравятся большие гипсовые статуи. Они считаются слишком хрупкими. Правда, были случаи, когда мне приходилось восстанавливать мои работы по кусочкам. Теперь я очень внимателен». Не будучи болтуном, Майоль говорил много, но слушать его всегда было увлекательно. Для меня, во всяком случае. Находясь с ним в его мастерской, я чувствовал себя избранным. Внезапно он прекратил говорить и нагнулся, чтобы подобрать с земли длинную острую пилу. Что-то на бедре девушки его явно не устраивало. Он поскреб это место пилой, потом смешал на краю деревянной дощечки немного гипса с водой, чтобы выровнять испорченное место шпателем, потом рукой. Это было волшебство!