Книга Экономика России XXI века. От капитализма к социализму - Леонид Орленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7 марта 1924 г. было издано постановление СНК СССР об окончательной фиксации курса совзнака и обмене «совзнаков» на новые казначейские деньги. Операция обмена была проведена с 10 марта по 31 мая 1924 г., причем до 10 мая «совзнаки» оставались законным платежным средством, наряду с червонцами и новыми казначейскими деньгами. Окончательный фиксированный курс совзнака был установлен 50000 руб. совзнаками = 1 руб. новых разменных денег. С учетом предшествовавших деноминаций это означало, что рубль начиная с первой мировой войны обесценился в 50 млрд раз. Количество денег в обращении увеличилось за время первой мировой войны в 13 раз, за время военного коммунизма – в 100 раз, за время первых лет НЭПа – в 350 раз. «Эта фантастически огромная эмиссия, – писал Л.Н. Юровский, – вызывалась необходимостью извлечения крупных доходов для бюджета в условиях, когда только лишь начиналось восстановление денежного хозяйства… эмиссия дала за 1922 г. 296,5 млн. руб. и в 1923 г. – 327,8 млн. руб.» [81].
Успешное проведение денежной реформы давало все основания для оценки ее как имевшей, по словам Н.Д. Кондратьева, «грандиозное значение… для возрождения и оживления всего нашего народного хозяйства»[82].
Но складывающаяся система экономических отношений отличалась исключительной сложностью, естественно, не имевшей исторических аналогов. Единственное, с чем нельзя было не согласиться, что, по оценке того же Н.Д. Кондратьева, она была гораздо сложнее, чем товарно-капиталистическое общество, ибо должна была опираться не только на принцип конкуренции, рыночные отношения, но и на принципы рационального руководства народным хозяйством, планового (точнее, планомерного) его развития.
Планирование в 20-е годы развивалось под воздействием весьма противоречивых факторов.
Утверждение НЭПа сопровождалось определенным отходом от традиционных (марксистских) стереотипов о несовместимости планового хозяйствования и рынка. Получает широкое распространение вывод о том, что рынок не только не препятствует планированию, но, наоборот, в современных условиях является для последнего совершенно необходимым, создавая объективный механизм оценки результатов хозяйственной деятельности предприятий и отдельных работников[83].
В логике НЭПа план рассматривался как механизм достижения общественных целей наиболее действенным, оптимальным путем. «Плановое начало составляет необходимый элемент социалистического строительства, но плановое начало ни в коем случае нельзя представлять себе как совокупность разработанных схем, которые во что бы то ни стало должны быть навязываемы жизни и которые могут найти свое осуществление в практике работы как раз в тех самых цифровых величинах, которые в них значатся, – писал А.М. Гинзбург. – Под именем плана следует понимать наметку движущих линий развития и общую увязку основных творческих заданий, которые даются руководящим работникам различных отраслей народного хозяйства»[84].
В Наркомфине и Госплане организационно оформился разрыв между задачами поддержания текущего хозяйственного равновесия и определения перспектив роста экономики. Оба момента необходимы при решении задач планового регулирования, но между ними существует и реальное противоречие, институциональное оформление которого не могло, разумеется, идти на пользу делу.
Если поначалу ведущее положение в формировании экономической политики занимал НКФ, то после кризиса сбыта 1923 года, повлекшего за собой отказ от ряда фундаментальных рыночных принципов, вперед выдвигается Госплан, в котором постепенно побеждает антирыночная по сути своей логика.
Одновременно, параллельно с борьбой общеэкономических ведомств, выкристаллизовывается два понимания важнейших задач народнохозяйственного планирования и, по сути дела, формы плана. Одни экономисты видели в плане основывающийся на принципах рыночного равновесия наиболее точный прогноз будущего движения народного хозяйства. Эти идеи последовательно развивал Н.Д. Кондратьев, указывая на ограниченность прогностических возможностей, и настойчиво предостерегая от детальной разработки далеко идущих планов, справедливо полагая, что на этом пути работа может вылиться в беспочвенные фантазии.
Иное представление выдвинули тогда В.А. Базаров, В.Г. Громан и др. Особое внимание они уделяли балансовой увязке различных сторон плана, который мыслился в форме народнохозяйственного баланса. В этой связи В.А. Базаров считал правильным вообще не ограничивать плановый документ конкретными временными рамками, а дать в нем анализ целевого состояния, к которому должно прийти общество, и взаимоувязанные проблемы, которые предстоит решать.
Названные два подхода были качественно различными, но не противоположными методологически. И потому, как нам представляется, вполне совместимыми, поскольку естественным и даже желательным является совмещение прогноза объективной ситуации и собственной специальной программы действий.
Важным моментом согласования обоих подходов могло стать изучение объективных закономерностей восстановительного процесса как важной методологической основы планирования.
С середины 1920-х годов в практику управления экономикой входят погодовые «контрольные цифры народнохозяйственных планов». С последнего квартала 1926 года был составлен первый пятилетний план.
Наиболее острые методологические дискуссии развернулись в 1927 году и были связаны с публикацией Госпланом весьма подробного проекта плана развития народного хозяйства СССР на пять лет[85]. Основными моментами этого документа были следующие:
1) в качестве критериев прогрессивного роста советской экономики выдвигались рост производительных сил наиболее быстрым темпом, максимальное удовлетворение потребностей трудящихся, а также переустройство общественных отношений на социалистических началах;
2) весьма подробная количественная проработка плана с целью тщательной балансовой увязки материально-вещественных пропорций при одновременном утверждении, что директивами, подлежащими обязательному исполнению, могут быть только цифры капитальных вложений на предстоящие годы. Остальные же показатели определялись лишь как обоснование инвестиций и не должны были иметь решающего значения;
3) в основу методологии плана был положен тезис о ведущей роли «свободных творчески-реконструкционных идей социального организатора», что обусловливается наличием в советском хозяйстве принципиально нового фактора роста – «творческой воли революционного пролетариата», позволяющего перейти от «гаданий и предсказаний» (при помощи анализа динамических коэффициентов, поиска закономерностей развития хозяйства) к формулированию «определенной системы хозяйственных связей в области социалистического строительства»[86]. На этой базе предполагалось для более конкретного анализа пользоваться методами вариантных приближений, балансовых увязок, экспертных оценок;