Книга Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 1 - Борис Носик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думаю, что, говоря о простодушии французов, Пушкин имел в виду именно отсутствие того, что у нас считается чувством юмора. Выражаясь менее деликатно, то, что здесь считается юмором, настолько простовато и несмешно, что вполне может сойти за простодушие. Ну слышали ли вы когда-нибудь французский анекдот? Здесь и самим этим словом (французским, без сомнения) называют просто какую-то как бы забавную или не вполне научно достоверную историю. Да в России за неделю появляется больше новых анекдотов, чем во Франции за два столетия. Правда, некоторым из французов все же бывает понятно, почему то или иное может рассмешить в русской побаске (мне довелось встречать таких два или три раза за последние двадцать лет), эти люди даже улыбаются, даже смеются, однако убедительно просят при этом не называть эти русские шутки анекдотами, а придумать какой-нибудь другой термин, скажем хохма. Один засидевшийся в Москве французский корреспондент придумал франко-русское название для русских анекдотов – «благская история» (от французского blague – шутка)… У вас найдутся время и повод поразмыслить над всем этим, гуляя по родительскому дому Лафонтена среди мебели XVII века, среди иллюстраций к навязшим в зубах басням («Ты все пела, это дело…») на стенах музея.
…По признанию знатоков, лучший вид на Шато-Тьери, на долину (а может, и на иные из парадоксов новейшей истории) открывается за городом, с горы Беллё, или от Высоты 204, близ которой американским частям лишь после пятинедельных кровопролитных боев (в июле 1918 года) удалось выбить из их траншей отчаянно сопротивлявшихся немцев. Остатки траншей сохранились в этих мемориальных местах рядом с монументами, часовнями и солдатскими кладбищами. На большом американском кладбище – 2300 могил, а над ним, чуть повыше, – черные кресты немецкого кладбища (еще новые тысячи не за понюшку загубленных жизней). У самой Высоты 204 белеет огромный Франко-американский монумент: шестиметровые фигуры из белого камня, символизирующие Францию и Америку, стоят, взявшись за руки и вселяя в наш мир надежду на вечную дружбу. Что случилось позднее с этой священной дружбой, можно проследить по трудам историков и старым газетам. Союзники освободили Францию вторично в 1945 году, изгнали оккупантов из их курортного парижского пристанища и даже из Эльзаса. Сталину не удались тогда планы захвата Западной Европы (пришлось довольствоваться Восточной). Не удалась ему и попытка захватить власть во Франции с помощью послушной компартии, Коминформа, щедрых денежных вливаний и коммунистических профсоюзов в 1947–1948 годах. Зато ему, бесспорно, удались разведывательно-пропагандистские операции «холодной войны», «борьбы с империализмом», «борьбы за мир» и «борьбы против плана Маршалла» (каковой план не последнюю роль сыграл в чудесах послевоенного возрождения Западной Европы). Удался Сталину и левый «идеологический террор» во Франции. Понятно, что не одна компартия, но и генерал де Голль преследовал при этом свои цели, внедряя во Франции послевоенные мифы о роли левого Сопротивления и американских планах мирового господства. Пропаганда эта (подпитанная разведкой) нашла благодатную почву в душе воинов, вернувшихся из плена в супружеские постели, согретые оккупантами, в душе гордых французских патриотов, упустивших пресловутое «мировое первенство» и в экономике и культуре (даже в распространении великого «международного языка»). В результате левая Франция до сих пор мучительно избавляется от сталинизма и маоизма, не теряя тайных надежд на идеи провинциального террориста Троцкого. При этом широкая публика дружно ходит на американские фильмы и жует гамбургеры, а издатели переводят американские детективы, чтоб было что почитать перед сном. А все же левая пресса не без злорадства печатает портреты восточных фанатиков-фундаменталистов и красавцев террористов, в одночасье уничтоживших в ненавистном Нью-Йорке больше живых душ, чем все нацистские налеты на все французские города за все годы Второй мировой войны…
Так что гигантские каменные фигуры близ Шато-Тьери, все так же взявшись за руки, довольно безнадежно смотрят вниз, на несказанную красоту долины, на политые кровью берега Марны…
Сен-Манде Ножан-сюр-Марн • Шан-сюр-Марн • Германт • Дисниленд • Ланьи-сюр-Марн • Куйи-Понт-о-Дам • Креси-ла-Шапель • Куломье
Чтобы выбраться из Парижа на восток в долину реки Марны (где счастливые родители, путешествующие с малолетним потомством, рискуют застрять надолго), надо объехать с юга Венсен и проскочить через городок Сен-Манде (Saint-Mandé), типичный перенаселенный пригород, в котором к началу XIX века не было еще и трех сотен жителей, а к началу XX века было уже больше пятнадцати тысяч, так что спокойно в этом Сен-Манде можно погулять только на кладбище. Там, кстати, можно увидеть знакомые имена и интересные памятники – скажем, надгробную скульптуру работы Давида Анжерского, а также могилы возлюбленной Виктора Гюго Жюльетты Друэ и ее дочери Клэр Прадье (прижитой еще до Гюго, со скульптором Прадье): оба надгробия украшены стихами Гюго. Неподалеку от этих двух дам покоится знаменитый Эжен-Франсуа Видок, бывший каторжник, авантюрист и дуэлянт, ставший сыщиком, доносчиком и начальником сыскной полиции, великий профессионал сыска и преступлений. Знатоки кинематографа могут посетить здесь также могилу Шарля Пате (в мире французского кино имя известное). В начале века Пате построил у Марны (близ Жуанвиля) киностудию, цеха для проявки и тиражирования фильмов. Места эти хорошо знали и усердно навещали и Жан Ренуар, и Рене Клэр, и Марсель Карне, которым не нужно было с этой студии далеко ездить на «выбор натуры». Прогулка по берегу Марны позволяла им отыскать все, что нужно: устарелые лодочные гаражи, былые танцульки-«генгет», ветряные и водяные мельницы (их тут было 158). Недаром же Марсель Карне снимал здесь «Эльдорадо воскресного дня», Жак Бекер – «Золотую каску» с Симоной Синьоре в главной роли, а позднее и Бертолуччи – своего замечательного «Конформиста»…
Впрочем, не будем слишком долго задерживаться у могилы Пате и киношной «натуры», ибо нас ждет неподалеку один из самых живописных и самых известных городков в восточных пригородах Парижа, тот самый, что стоит над берегом Марны на месте былой усадьбы «Красота», получившей свое красивое название еще в царствование Карла V. Позднее король Карл VII поселил здесь свою «Даму Красоты», свою фаворитку (вероятно, первую в ряду официальных королевских фавориток) – Агнесу (по-французски совсем мило – Аньес) Сорель. В том же городке маркиза де Ламбер учредила в XVIII веке свое «ведомство духа», где живали Д’Аламбер и Бугенвиль, где умер Ватто… Короче, нас ждет городок Ножан-сюр-Марн (Nogent-sur-Marne).
Если я начал перечень здешних знаменитостей не с интеллигентной маркизы, а с королевской фаворитки Агнесы, то это не случайно. Дело в том, что до царствования Карла VII все эти столь часто сменявшие друг друга на роскошных (хотя и до смешного коротеньких) постелях французских королей разнообразные (порой даже вполне очаровательные) дамы не привлекали внимания ни всесильных министров, ни нищих поэтов, ни бесчисленных историков, посвятивших себя позднее воспеванию французской монархии. Ну да, попользовались их величество некоей фрейлиной. А вот еще снискала их постельное предпочтение некая белолицая обер-подавальщица, промелькнули одна-две уличные шлюхи не слишком высокого пошиба, да еще была эта, как же ее звали, которая наградила весь нижний этаж дворца стыдно сказать чем, – что с того? Но вот с короля Карла VII начинается в истории французского двора нечто новенькое – появляется статус главной королевской любовницы. Прототипом ее как раз и считают возлюбленную Карла VII Агнесу Сорель, якобы подвигнувшую короля на изгнание англичан и прочие подвиги любви. После этого героического эпизода, уже во времена темпераментного Франциска I (с его герцогиней Этампской Анной де Пислё), королевская любовница-фаворитка становится постоянным институтом монархии и центром придворной жизни, однако, что бы ни писали нынешние женолюбиво-прогрессивные французские авторы о цивилизующем и окультуривающем грубый тогдашний двор благотворном женском влиянии, «гигиенический момент», как сказал бы опытный оратор, играл в этом нововведении далеко не последнюю роль. Но поскольку почтенный список официально признанных королевских фавориток возглавляет живавшая в Ножане Агнеса Сорель, как нам было с нее не начать?
