Книга На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова

– Данке, данке, – опять благодарил немец, потирая, онемевшие от тугой повязки, руки.

Костя, насколько получилось, приподнял гимнастерку, и немец туго перевязал спину и грудь. Дышать, конечно, это мешало, но должно было остановить кровотечение. «А мог бы и на шею набросить» – подумал Костя. Но на этот счет он держал правую руку на гранате. Но немец не только душить, но и убегать не пытался. Он стоял, протянув руки, ожидая, когда разведчик ему снова их свяжет. «Дисциплинированный какой. Видно ему воевать надоело, поэтому он с таким удовольствием идет в плен. Знал бы он, что его там ожидает». Косте даже жалко его стало, зная, что с «языками» не церемонятся. И тут, только он подумал о том, в каком же направлении он бежал и, вообще, куда бежал: к своим или к немцам. Может быть, к немцам, поэтому и подгонял его на радостях фриц. Он осмотрелся и заметил в стороне лощину, по еле различимой густой темноте. По ней они ползли к дзоту. Все правильно. Он идет параллельно этой лощине, а, значит, попадет в расположение советских войск. Миновав «ничейное» пространство, они углубились в лес.

Темнота стала не такой густой, и Костя различил на немце офицерские погоны. Повезло ему с первым языком, такой смирный и сознательный. По времени их уже должны были окликнуть дозорные, но в лесу стояла тишина. Он уже с ужасом ожидал услышать немецкую речь, как прозвучало родное русское: «Стой! Кто идет?»

«Свои!» с радостью выкрикнул Костя.

На КП начальник дивизионной разведки с нетерпением ждал возвращения разведчиков. Получилось, что только Костя привел «языка». «Сивого мерина», как окрестил про себя здоровенного детину, Костя, смертельно ранил осколок. Тот, кого вел Храмов, несмотря на ранение в ногу, пытался убежать, но его настигла пуля Храмова. Костин «язык» оказался очень разговорчивым, и дал ценные сведения.

Через несколько дней полковым разведчикам объявили, что командир корпуса приглашает к себе всех участников этой операции. Детально разбирали многие моменты. Приняли к сведению упущение в отношении двух этажных дзотов. Это было оплошностью тех разведчиков, которые наблюдали за дзотами и составляли карту. Бойцам повезло, что они остались живы, а ведь все могло закончиться и по-другому. Удивились тому, что немец перевязал Косте рану.

– Ты, конечно, рисковал. Но с другой стороны… рану надо было перевязать… – рассуждал командир корпуса.

– Я руку на гранате держал на всякий случай.

– Хорошо, что этого «всякого случая» не случилось, и ты привел ценного немца. За это тебе большая благодарность и будет представление к награде.

У Кости птицы запели в груди: первая награда! А то у всех разведчиков ордена и медали поблескивали и позванивали, а он один с пустой грудью ходил. «Ничего, будет и у меня» – успокаивал он себя. И вот дождался – в первой же операции награду заработал. А в чем его заслуга? Немец сам бежал в плен.

Разведка играет во время войны исключительно важную роль. Успех любого сражения, любой операции зависит от того, насколько хорошо изучена обстановка: расположение противника, его огневые системы, численность войск на переднем крае и в резерве, его замыслы, планы действий и многое другое. Необходимые разведывательные данные советское командование получало от разведчиков и доставляемых ими немецких «языков». Полученные материалы позволяли решать военно-стратегические, оперативные и тактические задачи. Много героических страниц вписали в историю войны бесстрашные разведчики. Рискуя жизнью, они проникали на территорию, занятую врагом, внедрялись в обслугу вражеских укреплений, уходили далеко в тыл за «языком» или необходимыми сведениями.

* * *

Командир дивизии в лесочке вблизи командного пункта собрал полковых и дивизионных разведчиков. Все они были разные, и в то же время одинаковые. Среди них были высокие и низкие, молодые и пожилые, но у всех были обветренные загоревшие лица. И еще у всех в движениях скользила отчаянность, дерзость, а в зорких глазах, читалась не по возрасту стариковская мудрость. За плечами у них висели автоматы, на ремне – ножи с затейливыми самодельными плексигласовыми рукоятками. Словно цезари, они были облачены в тоги – изношенные плащ-палатки пестро расписанные для камуфляжа. Они, разительно отличались от прочей военной братии. Всем свои видом говорили, что им все нипочем и ничем их не удивишь. И, действительно, что на фронте страшнее всего? Смерть. Они, вечно ползающие на самой-самой передовой, постоянно бывавшие впереди залегших на переднем крае бойцов, вблизи дзотов противника, окопов, батарей уже давно смирились с тем, что смерть поджидает их на каждом шагу, что она всегда с ними рядом, идет рука об руку по фронтовым дорогам. На смену убитым и выбывшим по ранению, приходили новые бойцы. К ним присматривались, проверяли: надежны ли они, обладают ли необходимой смекалкой, подставят ли свой локоть в нужную минуту. Это самое немаловажное свойство для разведчика. Они привыкли к утратам, и смотрели на это по-фронтовому. У них свое было восприятие смерти. Дни они различали по результатам операций, а операции – по мере опасности и трудности. Чем опаснее и труднее была операция, тем интереснее для них. Словно в какую-то рискованную игру они играли с судьбою, по правилам писаным ее, изощренной в интригах рукой, и только им одним известным. Они считали, что обманывают противника, но на самом деле обманывали судьбу. И игра эта была полна смертельной опасности и риска, но и азарта – таковы были ее условия.

А сейчас в этот июльский жаркий день они, совсем не по уставу, расселись среди низкого и мелкого кустарника, на поросшей травой поляне. Кто-то оперся о ствол дерева, кто-то облокотился на траву. Комдив делал вид, что не замечает этого. Не мог он требовать сейчас от них неукоснительного исполнения устава, зная, что их ожидает. В глубине души он чувствовал себя виноватым перед этими солдатами за то, что посылает их в самое пекло, а сам остается здесь на этом благословенном пятачке земли. А здесь и сейчас был просто кусочек рая. Яркое солнце щедро разбросало свои блики по траве и кустарнику, превратив лужайку в красочное полотно, испещренное причудливыми полосами и пятнами, словно плащ-палатка разведчика. Солнечные лучи пронизывали воздух, превращая реальность в сказку. Их зыбкий иллюзорный поток окутывал поляну, изымая ее из действительности, и комдиву на какой-то момент показалось, что нет войны, что они совсем в другом мире, мире любви, красоты и покоя. Но потребности насущного дня вывели его из этого абстрактного состояния, заявив о себе напоминанием, и сразу сжалось сердце и больно стало на душе. Конечно, он может позволить этим людям, постоянно играющим со смертью нарушить воинскую дисциплину и хоть малость возлежать так вольготно, как это делают они сейчас. Главное, чтобы они слушали внимательно и ничего не пропустили из сказанного. Главное, чтобы они правильно поняли задачу, ведь там, на задании в глубоком тылу они останутся один на один с заданием и своей совестью. Их уже никто не проверит, и никто им ничего не подскажет. Там все будет зависеть от преданности солдатскому долгу, от уважения к чести полка, дивизии и от их смекалки, смелости и готовности к самопожертвованию. По мере того, как он излагал задание, суровели лица, подтягивались тела. Чувствовалось, что серьезность того, что им предстоит выполнить, заполняла их души и сердца ответственностью, вытесняя благость этого красивого летнего дня.