Книга Ключ от Королевства - Марина и Сергей Дяченко

Над караваном висела зловещая тишина. Если бы принц догадался отстать! Я поговорила бы с Обероном начистоту… Вот ведь дурацкое положение! Заговорить — получится, будто я сплетница и ябеда к тому же. Не заговорить — выходит, что я вру.

— Я хотела спросить только… Наш мир — мой настоящий… то есть родной мир… может быть, в нём тоже когда-то было Королевство? А потом Королевство покинуло его, мир разросся, изменился, стал таким, как теперь?

Крокодилоконь по имени Фиалк обернул ко мне зубастую морду. Удивлённо покосился карим глазом: как ты, мол, догадалась?

Принца не интересовали отвлечённые вопросы. Он не повернул головы.

Оберон улыбнулся:

— Знаешь… Не исключено. Может, и было такое Королевство. Давным-давно. Уже никто толком и не помнит.

— Ну, кто-то помнит, — сказала я, помолчав. — Ведь если бы того Королевства не было — зачем бы я пришла к вам? Зачем бы училась волшебству, вместо того чтобы сидеть дома и смотреть телевизор?

Принц оживился:

— Телевизор — это штука, которая показывает картинки?

— Мне нравится ход твоей мысли, — серьёзно сказал Оберон, не слушая сына. — Да. Наверное, ты права.

И он так это сказал, что на душе у меня снова стало спокойно. Пусть отец и сын не всегда понимают друг друга, пусть с принцем связана какая-то тайна — но Оберону я могу верить до конца, что бы там ни было.

— Горы. — Король протянул вперёд свой чёрный посох. Я посмотрела, куда он указывал…

То, что раньше казалось тучами, обернулось на самом деле немыслимыми, страшенно высокими, покрытыми снегом горами.

Мы разбили лагерь у подножия скалы, треугольной, похожей на парус. Здесь везде был камень, скалы торчали тут и там, как щербатые зубы. Стемнело моментально, будто выключили свет. Я как раз занималась своими делами в укромном местечке. Выбралась оттуда, на ходу застёгивая штаны, выпучив в темнотищу глаза: ничего же не видно!

Постояла, поморгала, понемногу сориентировалась. Костры, разведённые стражей и поварами, светили тускло: экономили топливо. Можно, конечно, идти на свет, но где гарантия, что по дороге не угодишь ногой в щель, не свалишься в яму, не покалечишься?

— Гарольд? Гарольд, ты где?

В ответ пришёл откуда-то ветер, пробрал до костей, но главное — принёс звуки. Странные, смазанные, жутенькие.

— Гарольд? Помоги мне!

Над королевским шатром вдруг зажёгся круг света. Сразу стали видны и повозки, и карета, и сам шатёр, и люди вокруг…

И Гарольд. Он нашёлся совсем рядом, с посохом наперевес:

— Звала?

— Ну… потерялась, в общем.

— Ты дура, да? «Помоги мне» — это сигнал, что напали враги!

— Я не знала…

— Тс-с-с…

Мы замолчали. Люди у костров молчали тоже; снова потянуло ветром. Крики… звон металла… Грохот… Вопли…

Я вцепилась Гарольду в рукав.

— Что это?

— Эхо, — ответил он шёпотом. — Это ведь граница… Тут ветер носит отголоски всех битв, которые только были на свете. Не обращай внимания, это безопасно.

Держась друг за друга, мы вернулись к повозке, у которой привязаны были наши кони. Пастись тут было негде — и лошади проводили время, сунув морды в мешки с овсом.

— Гарольд… ты не замечал, что принц сегодня странный?

— Будешь странным, на его-то месте…

— А что у него за место?

— Он принц, понимаешь? Такая должность. А он хочет быть королём. Хотя бы в будущем.

— О-о, — от этой мысли мне сделалось неприятно. — Он что же… ждёт, когда Оберон умрёт?

— Перестань. Он порядочный человек, любит отца… Но, конечно, ему нелегко. Ещё высочества эти… от них кто хочешь с ума сойдёт.

Мы подошли к самому большому костру. Стражники без слов подвинулись, давая нам место.

— Что, братцы-волшебники, — сказал тот усатый, что не пустил меня вчера в шатёр к Оберону. — Битву на Перевале слышали?

— Это не Перевал был, — возразил другой, бородатый. — Там слоны ревели. Боевых слонов на Перевале не водилось. Это осада Кремня.

— Тихо! Опять…

Над лагерем прокатилось далёкое эхо — явственно слышались рыдающие тонкие голоса. Я зажала уши.

— А это я уже не знаю что такое, — пробормотал усатый. — Разграбление Городища, что ли? Скорее бы смотаться отсюда, я знаю одного парня, который вот так сидел-сидел на границе — и сбрендил…

— Вы как хотите, — сказала я как могла спокойно, — а я иду спать. С меня на сегодня достаточно.

Мы шли в темноте. Ни один факел не мог её рассеять; я держалась одной рукой за конский хвост — это была лошадь Гарольда. Другой рукой тянула за уздечку Серого. Или он меня тянул. Он вообще был смелее и умнее меня: то и дело прижимался боком к плечу, согревая и поддерживая, давая понять, что конец пути близок.

Потом мы шли — вереницей — в густом облаке, липком и почти непрозрачном.

А потом облако рассеялось, и я увидела, что все мы — всё маленькое Королевство — стоим плечом к плечу на нешироком каменном карнизе. Слева — отвесная стена. Справа — пропасть. Клубится какой-то бурый дым, пахнет удушливо и гадко. Небо тёмно-серое, картонное, и вокруг ни кустика травки. Ни листочка. И нас так мало, жалкая горстка людей. Мы напуганные, мы такие беззащитные… Гарольд ткнул меня локтём в бок:

— Приготовь посох.

— Что?

— Оружие вынимай, а не «что»!

Я засуетилась, запуталась в ремешках на футляре (посох был приторочен к седлу). Наконец высвободила своё оружие, взялась двумя руками, мельком вспомнила наставление Ланса: «Между навершием и правой рукой должно помещаться от локтя до двух…»

— Готова? — прошипел Гарольд.

В ту же секунду в серое картонное небо ударил ярко-белый луч. И сразу же — красный луч. Гарольд, коротко вздохнув, ударил в камень своим посохом — из навершия вырвался синий луч; все ждали только меня, меня-неумёху…

Закусив губу, я грохнула о землю посохом и… попала себе по ноге. От боли навернулись слезы, но луч — зелёный, изумрудный, весёленький такой — уже вырвался из двуцветного навершия и ушёл в небо.

Белый луч пересёкся с красным. Синий лёг на место их соприкосновения; трясущимися руками я направила зелёный луч в ту единственную маленькую точку, где уже соединялись белый, красный и синий.

Вспышка!

Огненный шар раскрылся, как цветок, у нас над головами. Маленькое солнце осветило скалы и пропасти; пропал бурый туман, смягчились тени, как языком слизало ужас и слабость, охватившие меня при виде этого жуткого места.