Книга Вяземская голгофа - Татьяна Беспалова

– Я знаю немецкий. В совершенстве. Изучала в вузе, имела отличные оценки. Баварский, нижнефранкский диалекты. Что ещё?

Соленов оживился.

– Я бы взял вас и без… как его? Нижнефранкского? Да-да и без языка. Но теперь тем более возьму. Отбываем завтра в пять утра. Одевайтесь теплее. Лишнего с собой не берите – паек, оружие вам выдадут завтра при отправлении. Медикаменты получите сегодня у старшины. Что ещё? Ах, да! Сколько вам лет?

– Много! – Ксения облегченно вздохнула. – Двадцать!

* * *

Ксения явилась, как велел Соленов, на следующий день, в кромешной темноте. Из дома вышли очень рано. Клавка для того и ночевала у неё, чтобы утром потащиться следом на сборный пункт. Ксения имела при себе большую брезентовую сумку с красным крестом. В ней – необходимый запас медикаментов. Лямки увесистого вещмешка непривычно впивались в плечи. В комплект её экипировки входил и видавший виды пистолет ТТ с двумя запасными обоймами. Старшина Пеструхин посоветовал ей не класть запасные обоймы в вещмешок, а рассовать их по карманам.

В воротах сборного пункта девушки столкнулись с фигурами в новеньких ватниках. Все перепоясаны армейскими ремнями со звездами, у всех предусмотрительно зачехленные винтовки, а за плечами пузатенькие сидоры с притороченными гремучими касками и скатками плащ-палаток. Ксения дважды пересчитала всех по головам. Оба раза получилось одиннадцать человек. Она всматривалась в сосредоточенные лица и не находила среди них стариков. Почему же старшина счел их недостаточно молодыми? Конечно, если б не винтовки да каски, этих людей трудно было б принять за военных. Так компания смурных, пахнущих дегтярной смазкой мужиков отправляется по недальним угодьям на охоту. На дворе сборного пункта, под ярко сияющим фонарем, стояла разрисованная камуфляжными узорами полуторка. Фонарь подсвечивал редкие дождинки, сиявшие из темноты. Погода сейчас нелетная, и можно невозбранно копаться в кузове автомобиля, освещаемом ярчайшим из фонарей. Шустрая Клавка первой взобралась на подножку. Сунула острый нос в кузов. Старшина обернулся, спросил строго:

– Эй, ты кто? Как пробралась на сборный пункт? Отвечай!

– Да я подругу провожаю, вот она!

– Подругу? А! На все руки мастерица? Ксения?… Ксения Львовна! Залезай в кабину, не мокни, сейчас придут старшие и отправимся. А ты, подруга, кыш!

Клавдия обиделась и, холодно простившись с Ксенией, исчезла в темноте. Ксения робко присела на скамью. Оперлась спиной о жесткий борт. Ей хотелось поговорить со старшиной, расспросить, но тот был слишком занят. Терпеть скуку пришлось недолго – от ворот притопали вояки. Теперь их оказалось двенадцать.

– Будто апостолы, – буркнул старшина, бросив на солдат быстрый взгляд.

Двенадцатый – совсем юный паренек с простоватым шершавым лицом, выглядел куда как более воинственно, чем взрослые мужики. Подковы на его новых кирзачах звенели по асфальту, начищенная бляха на ремне отражала свет фонаря, будто зеркало. Он подошел к Ксении, браво скинул с плеча мешок. Каска зазвенела, ударившись о кузов автомобиля.

– Дай закурить, девушка. – Он прятал робость за нагловатой улыбкой. – Как тебя… вас зовут?

– Ксения. Я не курю.

– Все бойцы нашего отряда – коммунисты, а я – комсомолец. Окончил школу ФЗУ… – Досада и смущение стали первыми его противниками на этой войне.

– Позавчера, видать, – вставил старшина.

– … имею значок ворошиловского стрелка!..

– Всё успел – успеешь и под пули.

Солдаты толклись вокруг полуторки, не решаясь без команды забраться в кузов. Старшина Пеструхин перекладывал из одной кипы в другую свежепросмоленные, короткие, широкие лыжи. К каждой паре лыж у него был припасен комплект лыжных палок разной длины.

– Зачем тебе, дядя, лыжи в такую-то погоду? – спросил кто-то из солдат.

– Сегодня погода одна, завтра другая, – буркнул Пеструхин. – Зима на носу! Неровен час по зиме будем домой возвращаться.

Ксения зачем-то пересчитала лыжи. Ровнехонько шесть пар. А их-то сколько? Офицеры, старшина, водитель, она сама да двенадцать солдат. На круг получается семнадцать человек. Странно!

– Почему лыжи не на всех берешь? – поинтересовалась Ксения.

– Всем не понадобятся, но нам с тобой, надеюсь, сгодятся, – отвечал старшина.

– Надеешься? – подбоченилась Ксения. – Я тоже надеюсь!

– Надежда – хорошее дело, божеское, – старшина осторожно, словно опасаясь чего-то, глянул на Ксению. – Вернее, даже комсомольское. Я к тому, что комсомолец непременно должен надеяться на победу…

Но Ксения не позволила ему договорить:

– Я надеюсь найти жениха. То есть не жениха… Его зовут Тимофей Ильин. Он летчик. Да-да! Капитан!

Ей было плевать на ироничную ухмылку престарелого старшины. Что может понимать пожилой дядька в любовных делах? Ей было плевать и на войну. Вон сколько частей отправлено на запад! Скоро всё решится. Фашистов разобьют, и они оба, и Тимофей, и Ксения – станут героями. Их портреты опубликуют в «Комсомольской правде». Старшина тщательно увязал лыжи и лыжные палки в плотный сноп. Потом полез в кузов. Угловатый гремучий сноп лыжного снаряжения как раз поместился под передним сиденьем. А Ксения совсем разошлась. Она последовала за старшиной в кузов, но он отталкивал её суетливые руки, пытавшиеся помочь ему в его странной работе. Ксения, не переставая тараторить, всё же помогла старшине прикрепить связку лыж к кованым крюкам, намертво закрепленным под передним сиденьем в кузове полуторки.

Явились Соленов и Гусельников. После недолгого совещания старшину и Ксению усадили в кабину. Ксению – в середину, рядом с водителем. Бойцы и их командиры запрыгнули в кузов. Полуторка тронулась. Ксении захотелось поговорить.

– А ещё я мечтаю стать журналисткой. Я напишу такой репортаж… Серию репортажей… Множество репортажей для самых-самых главных газет. «Звезда», «Комсомолка», «Труд». Я стану первой женщиной – военным корреспондентом. Я увижу такое, чего никто не видел!..

– Вот это, последнее, вполне может быть. – Пеструхин прятал в усах ироничную ухмылку. – А насчет женщины – фронтового корреспондента – сомневаюсь.

Полуторка двигалась быстро. Уже через полчаса остались позади скудные огоньки Давыдкова, Мазилова и Кунцева. Автомобиль выехал на Можайское шоссе.

* * *

На блокпосту жгли костры и светили фарами несколько автомобилей. Ксения соскочила на землю. Становилось холодновато. Ночь отступала, вместе с ней уходила осень, уступая место ранней зиме. Вокруг костров стояли бойцы в зимнем обмундировании. В ярких сполохах костра овчина из тулупов казалась алой; искорки плясали в эмалевых звездах на их ушанках. Несмотря на слякотную погоду, все они были обуты в валенки. Полуторки выстроились в ряд вдоль дороги. У каждой сзади пушка сорок пятого калибра. Впереди колонны – пять тракторов с пушками семьдесят шестого калибра. На противоположной стороне дороги стояли крытые брезентом тягачи. Ксения смотрела на зачехленные дула орудий, трогала пальцами остывшие под холодным предзимним дождем орудийные лафеты. Скоро эти орудия убийства прибудут на передний край. Смертоносных отверстий сейчас не видно, но их расчехлят, и они станут извергать огонь и грохот. Вероятно, кто-то умрет. Может быть, многие. В московских очередях говорили о колоссальных жертвах, о тысячах убитых. Она и сама видела множество трупов, когда у них в Нагорном поселке от нечаянно упавшей бомбы разрушился двухэтажный дом.