Книга Русский дневник - Джон Эрнст Стейнбек

Музыка играла все быстрее и быстрее, танцующих становилось все больше и больше, на пол падали разноцветные блики, а далеко внизу в реке отражались огни большого города.

Два русских солдата танцевали какой-то дикий танец, танец топающих сапог и машущих рук, танец фронтовиков. У них были бритые головы и начищенные до блеска сапоги. Они танцевали как безумные, а красные, желтые и синие огни вспыхивали на полу танцплощадки.

Оркестр заиграл бешеную грузинскую мелодию. Из-за одного из столиков вскочила девушка и пошла танцевать одна, без партнера. Танцевала она красиво. На площадке так никто и не появился, а она все танцевала и танцевала. Постепенно несколько человек начали хлопать в такт музыке, а потом к ним присоединились и другие, и в конце концов ее танец стал сопровождать мягкий ритм хлопков. Когда музыка кончилась, она вернулась к своему столу. Никто ей не аплодировал. В этом поступке не было никакого эксгибиционизма – просто девушке захотелось потанцевать.

СССР. Украина. Киев. 1947

Под нежную музыку, мерцание огней и мирное течение реки под обрывом наши друзья снова начали разговор о войне, как будто это была постоянная тема, от которой они никогда не могли отойти. Они говорили об ужасающих морозах под Сталинградом, о том, как они лежали в снегу и не знали, чем все это кончится. Они говорили о страшных вещах, которые никогда не забудут. О том, как человек отогревал руки в крови только что убитого друга, чтобы суметь нажать на курок винтовки.

К нашему столу подсел поэт. Вот что он рассказал:

– У меня есть теща. Когда война пришла в Ростов, она отказалась эвакуироваться, потому что у нее был восточный ковер, которым она очень дорожила. А потом мы отступили, прошли всю войну и снова вернулись в Ростов. Я зашел к ней, она жила там же, и восточный ковер был на месте.

– Вы знаете, – говорил он, – когда армия входит в город, происходит много несчастных случаев, многих убивают просто по ошибке. И когда я пришел к теще, а она стала открывать дверь, у меня в голове пронеслось: «А почему сейчас не может произойти несчастный случай? Почему бы моему пистолету по ошибке не выстрелить?… Нет, этого не случилось, – закончил он. – И с тех пор я себя спрашиваю: „Почему?“»

Капа установил свои камеры на крыше маленького павильона, фотографировал танцоров и был счастлив. Оркестр играл грустную песню из постановки одной из пьес Корнейчука. Это песня матросов Балтики. Вынужденные отступить, они потопили свои корабли. Так что это была песня печали и реквием по затопленным кораблям.

5

Утром мы посмотрели на календарь: 9 августа. Всего девять дней провели мы в Советском Союзе, но впечатлений было столько, что нам казалось, будто мы находимся здесь гораздо дольше.

Капа просыпается утром медленно и осторожно – выбирается из постели, как бабочка из куколки. Целый час после пробуждения он сидит, оглушенный неожиданной тишиной, находясь между бодрствованием и сном. Моя задача в это время – удержать его от того, чтобы он взял книгу или газету и отправился в ванную – потому что тогда он проведет там минимум час. Чтобы отвлечь его от этой затеи, я решил каждое утро задавать ему умные вопросы из области социологии, истории, философии, биологии – вопросы, призванные встряхнуть его ум и дать понять, что день уже начался.

В первый день моего эксперимента я задал ему следующие вопросы: «Какой греческий трагик принимал участие в Саламинском сражении?» «Сколько ног у насекомых?» И, наконец, я спросил его, как звали Папу Римского, который финансировал собирание григорианских песнопений? Капа вскочил с постели с выражением боли на лице, на мгновение сел и уставился в окно. Затем он бросился в ванную с экземпляром газеты на русском языке, которого он не понимал, и вышел оттуда через полтора часа.

Я задавал ему такие вопросы каждое утро в течение двух-трех недель. Он не ответил ни на один из них, но большую часть дня что-то бормотал и горько жаловался, что в ожидании моих вопросов не спит по утрам. Правда, кроме этих слов, не было никаких доказательств того, что он не мог спать. Он утверждал также, что ужас, который охватывает его при этих вопросах, отбрасывает его в интеллектуальном смысле на сорок лет назад, то есть примерно до минус десяти лет.

После войны люди постепенно вернулись в свою деревню. Они строили новые дома, но поскольку наступило время уборки урожая, делать это приходилось до и после работы и даже по ночам…

Капа взял с собой книги, украденные в Москве. Это были три детектива, заметки Максима Горького, «Ярмарка тщеславия» Теккерея и отчет Министерства сельского хозяйства Соединенных Штатов за 1927 год. Перед отъездом из России он якобы вернул эти книги, но я совершенно не уверен в том, что они попали к прежним владельцам.

В этот день, 9 августа, мы поехали в колхоз имени Шевченко. Потом мы стали называть его «Шевченко-1», потому что вскоре посетили другой колхоз имени Шевченко, тоже названный в честь любимого украинского национального поэта.

На протяжении нескольких миль дорога была вымощена, но потом мы повернули направо и поехали уже по полностью разбитой грунтовке. Мы ехали через сосновые леса по равнине, где шли ожесточенные бои – их следы виднелись повсюду. Многие сосны были иссечены и разбиты пулеметным огнем. Траншеи, пулеметные гнезда, даже сами дороги были искромсаны гусеницами танков и изрыты артиллерийскими снарядами. Тут и там валялись ржавые останки военной техники, сожженные танки и сломанные грузовики. За эту землю сражались, ее покинули, но потом постепенно, дюйм за дюймом, все же отвоевали ее у врага.

Колхоз «Шевченко-1» никогда не относился к числу лучших, потому что земли имел не самые хорошие, но до войны здесь была вполне зажиточная деревня с 362 домами, где проживало 362 семьи. В общем, это было вполне преуспевающее предприятие.

После ухода фашистов в деревне осталось восемь домов, да и те без крыш – их сожгли. Людей разбросало, многие из них погибли, мужчины ушли партизанить в леса, и одному богу известно, как выживали осиротевшие дети.

После войны люди постепенно вернулись в свою деревню. Они строили новые дома, но поскольку наступило время уборки урожая, делать это приходилось до и после работы и даже по ночам, при свете фонарей. Чтобы построить свои маленькие домики, женщины работали наравне с мужчинами. Все дома возводились одинаково: восстановив одну комнату, люди поселялись в ней и начинали строить другую. Зимой на Украине очень холодно, поэтому дома здесь сооружают из обтесанных бревен, нарезая по углам шипы и пазы. К бревнам прибивается тяжелая дранка, а затем для защиты от холода с внутренней и внешней стороны дома наносят толстый слой штукатурки.

В доме имеются сени, которые одновременно служат кладовой и прихожей. Оттуда человек попадает на кухню, побеленную комнату с кирпичной печью и очагом для приготовления пищи. Очаг отстоит на четыре фута от пола, и здесь выпекают гладкие темные буханки очень вкусного украинского хлеба.