Книга Октавиус - Эрнест Марцелл

Я тихонько прошел вовнутрь и, подойдя к столу негромко сказал:

– О боже! Я сам только что увидел! Бедное животное!

И ласковым, успокаивающим движением погладил Мулан по голове, ощутив жесткость ее волос. В ответ она, подняв ко мне раскрасневшееся от слез лицо с распухшими глазами, вдруг что-то быстро и жалобно заговорила по-китайски и, обхватив меня руками, прижалась ко мне лицом. Я обнял ее в ответ, чувствуя, как рубашка моментально промокла от ее слез – она крепко сжимала меня, всхлипывая и вздрагивая всем телом, я шептал ей успокаивающие слова, время от времени целуя ее волосы…

Весь следующий день она не выходила из своей комнаты, но вечером, по обыкновению, вышла танцевать, только в этот раз лицо ее было напудрено куда более густо, дабы скрыть следы недавних переживаний. Во время танца она, поймав мой взгляд, улыбнулась мне в ответ усталой, но уже совершенно искренней и доверчивой улыбкой. После танца я стремглав ринулся за кулисы и успел поймать ее, до того как она вышла. Я проводил ее до дверей комнаты, где пожелал спокойной ночи.

– Спасибо вам, Виктор, – сказала она, смущенно потупясь. – Вы сегодня очень помогли мне. Не знаю, что бы я делала без вас… Спокойной ночи, сэр.

С этими словами она закрыла дверь своей комнаты. Ожидаемого поцелуя не последовало, и я, досадливо тряхнув головой, удалился к себе. Ничего, главное, дело тронулось. Теперь я знал, как нужно действовать, и оставалось применить лишь чуточку терпения…

Глубокие звуки органа торжественными волнами наполняли собой все помещение церкви, мягко отражаясь от высоких стен, сладким волнением проникая в самые отдаленные уголки души. От запаха ладана сознание возносилось высоко над всеми нашими существами – казалось, под самый купол, словно стремясь отринуть все обыденное, земное, оставшееся за этими стенами. Я перекрестился, и бросил осторожный взгляд на Мулан. Она с непокрытой головой стояла возле меня, и огоньки свечей отражались в ее глазах, а губы неслышно шевелились, будто она произносила молитву. На самом деле она просто нервничала, так как впервые пришла в христианскую церковь и терялась, не зная, как себя вести.

«Да упокоит Господь грешную душу Дженни Беккетс. Аминь!» – вздохнул я и перекрестился вновь.

В глубоком молчании мы вышли из церкви и двинулись по мощеной дорожке, ведущей к ограде. Было тепло, и солнце ласково пригревало, как в немногие дни этого уходящего холодного лета. Молчание нарушила Мулан, шедшая рядом со мной и державшая меня под руку (ради этого жеста мне пришлось наврать, что таков обязательный обычай в христианских храмах).

– У меня на родине говорили, что душа умершего человека может стать вечно голодным духом… – сказала она, кусая губы. – И все зависит от того, как ты провел свою жизнь…

– Души праведных попадают на небо, – ответил я, – в прекрасные сады Эдема. Сомневаюсь, правда, что Дженни попала в Эдем. Однако я помолился о ней, ее душа упокоилась с миром, и ее больше не посетит страдание. В отличие от того, кто забавы ради пристрелил тварь божью, – тому суждено вечно мучиться в адском пламени. Ибо Господь не терпит убийства невинных…

Мулан еле заметно улыбнулась, не смог сдержать улыбки и я (поскольку был готов заплатить даже сто фунтов, только бы воочию увидеть, как Галлахер низвергается в преисподнюю).

– Дженни смотрит на тебя сейчас и гордится тобой, – сказал. – Потому что единственными людьми, которые помянули ее, были мы… А ты не хотела идти…

– Спасибо, Виктор, – прошептала Мулан. – Не знаю, что бы я делала без вас…

Я аккуратно высвободил свою руку и обхватил ее тонкую, точеную талию. Китаянка сперва слабо подалась в сторону, но я притянул ее к себе, и она покорилась, плотно прижавшись ко мне.

– О, дьявол! – у меня аж перехватило дыхание. Навстречу нам через церковные ворота важно шествовал Рональд Блейк в сопровождении сэра Гуго. Они шли в церковь не в обычный для них день, и лишь по счастливому стечению обстоятельств я не столкнулся с ними нос к носу. Стиснув зубы, я ловко провел Мулан мимо и, резко повернув направо, ускорил темп шагов. К счастью, увлеченные разговором, они не заметили меня, а Элизабет, идущая на некотором расстоянии позади них с двумя пожилыми дамами, попросту не узнала. Чуть ли не бегом зашагал я вниз по мостовой – на счастье, Мулан вполне успевала за мной, и приостановился, лишь когда церковь скрылась за деревьями. Ноги у меня подкашивались, и по спине все еще бегали морозные мурашки, но я заставил себя с улыбкой обратиться к танцовщице.

– Ну мы и припустили, как будто за нами злые духи погнались, – сказал я со смехом.

– Правда… – на этот раз засмеялась и Мулан и уже сама обхватила меня за талию. Возле кладбищенских ворот я, несмотря на ее горячие возражения, купил целый букет белоснежных роз, который она возложила на свежую могилу Дженни – мы были единственными, кто пришел ее помянуть за все четыре дня, прошедшие с момента её смерти. И пока Мулан неподвижно стояла возле ее простого надгробия, я, отойдя в сторону, курил трубку, изредка бросая в ее сторону взгляды. Девчонка, без сомнения, была уже морально готова, и сейчас надо было действовать решительно, но очень осторожно, дабы не вспугнуть ее.

Домой мы около мили шли пешком – я развлекал ее всякими небылицами, якобы случившимися со мной, и в итоге последняя грань недоверия стерлась между нами.

У порога ее комнаты я вновь сделал попытку поцеловать ее в шею, но она проворно втянула голову и, отпрянув, погрозила мне пальцем:

– Виктор…

– Мулан… – с умоляющей обидой, но шутливым тоном произнес я, протягивая к ней руки.

– Это мой маленький каприз, – сказала она и, засмеявшись, закрыла дверь.

Я спустился вниз и подошел к стойке. Галлахер, облокотившись обеими руками на стойку, сжимал в зубах трубку и с удивлением смотрел на меня – он видел, как мы пришли.

– Да, – сказал он после секундного молчания. – Чувствую, что приятно разочаровался в тебе!

С этими словами он протянул мне целый графин рома:

– Пей, черт бы тебя подрал! Клянусь щупальцами самого Кракена, ты заслужил это! Я смотрю в оба!

– Не забудь свои глаза сегодня, – сказал я. – Кстати, мои будущие должники не забудут сегодня явиться?

– Будь спокоен, как риф, – ответил Галлахер. – Додсон заявится как раз к началу ее танца – сегодня его очередь пополнять мой карман. Он и увидит все что нужно.

На выступление я не пошел, а тайно наблюдал из-за стойки: за время танца Мулан явно искала меня и была очень взволнована моим отсутствием. Затаив дыхание, все смотрели на ее номер, и, когда она закончила, вся таверна взорвалась ревом неимоверного восторга и громом аплодисментов. Невозмутимая и холодная, она молча поклонилась и быстро покинула сцену… Весь следующий день я так же не попадался ей на глаза. Но уже на следующее утро стоял на лестнице, держа в руках большое зеленое и чрезвычайно ароматное яблоко, прихваченное со стойки. Ага, вот и она. Подобрав юбки, Мулан, глядя под ноги, поднималась по крутой лестнице.