Книга Танец теней - Энн Стюарт

— Не так уж это было абсурдно! — вдруг возмутилась девушка. — Мне удавалось водить всех за нос целых шесть недель, и вы первый, кто сумел понять, что его обманывают. Надо было держаться от вас подальше, — с горечью добавила она. — У вас дьявольский глаз, как и у вашей жены. Ради бога, позвольте мне уйти! Я действительно не знаю ничего такого, что могло бы повредить вам и вашим близким. Я уеду отсюда подальше — может быть, в Портсмут, и там…

— Но ведь ты планировала ограбить меня, не так ли? — резко спросил Фелан. — Собиралась вывернуть мои карманы и уехать на эти деньги из Англии, как только представится возможность. Мне кажется, пора наконец ответить на мой вопрос, дорогая Джулия. От кого и почему ты бежишь?

— Джульетта, — хмуро поправила она. Фелан рассмеялся:

— Я должен был догадаться! У Шекспира множество героинь, которые переодеваются в мужское платье и думают, что могут провести всех вокруг. Хотя не помню, чтобы Джульетта была замешана в чем-то подобном. Итак, ты у нас романтичная особа.

— Ничего смешного! — Девушка была в ярости. — Отпустите меня, иначе я сообщу в магистрат…

— И что же ты сообщишь в магистрат?

— Что вам есть что скрывать!

— И что же, по-твоему, я скрываю? — Фелан сдерживался изо всех сил, чтобы снова не схватить ее, не прикоснуться к ней.

— Я не знаю. — В голосе девушки звучало теперь неподдельное отчаяние. — Но это имеет какое-то отношение к вашей жене и вашему тирану-слуге.

Фелан снова громко рассмеялся:

— Какое грубое определение для такого мягкого человека, как Ханниган! Если бы он слышал, как ты его называешь, это глубоко ранило бы его нежное сердце. Поэтому пощажу беднягу и не буду передавать ему твое мнение. В конце концов, тебе придется ладить с ним ближайшие несколько недель.

— Ничего подобного! — решительно заявила Джульетта.

Фелан не удержался и все-таки схватил ее за плечи, удивляясь про себя, какой беззащитной, мягкой и нежной кажется ему эта беззастенчивая лгунья.

— Никуда ты не пойдешь! — не менее решительно произнес он. — По крайней мере, до тех пор, пока я не буду готов тебя отпустить.

— Вы не можете удерживать меня здесь!

— Не говори ерунды. Конечно же, могу. С помощью моего тирана-слуги, не говоря уже о его многочисленном семействе. Если я не позволю, ты не отойдешь от этого места и на десять футов. Смирись со своей участью, милая Джульетта. Ты остаешься здесь.

— Но почему?!

Несколько секунд Фелан молча смотрел на девушку, искренне удивленный ее вопросом.

— Почему? — повторил он. — Потому что ты забавляешь меня. А мне здесь чудовищно скучно.

— Если вы прикоснетесь ко мне, я найду способ прикончить вас! — В голосе ее было столько ярости, что Фелан почти поверил ей. Почти.

— Дорогая Джульетта, — прошептал он. — Я ведь уже касаюсь тебя.

Пальцы его погладили тонкую шею девушки над вырезом батистовой рубашки. Джульетта поежилась, и Фелан успел разглядеть в ее глазах, помимо животного страха, что-то еще, едва уловимое, что ей очень хотелось, но не удалось спрятать. Возможно, она не понимала этого сама, но это существовало где-то глубоко внутри ее естества, куда не сумел добраться тот, кто внушил ей ужас перед мужчинами.

— Пожалуйста! — снова произнесла она, и в голосе ее слышалась мольба, которая непременно тронула бы самое жестокое сердце. Если бы у Фелана было сердце.

Наклонившись, он коснулся ее нежной шеи губами, наслаждаясь ароматом гладкой упругой кожи. Как хотелось ему снять с нее эту дурацкую бесформенную рубашку, повалить на сладко пахнущее сено и попробовать на вкус каждый дюйм ее прекрасного тела! Но Фелан чувствовал, что кожа ее становится все более холодной, и понимал, что причиной этому мог быть только страх, но уж никак не внезапно нахлынувшая страсть. Подняв голову, он посмотрел на девушку сверху вниз, увидел в ее глазах настоящую панику и неожиданно пообещал себе, что никогда больше не прикоснется к ней.

Множество других, самых безумных обещаний роились в его голове. Но он выбрал только одно, которое мог надеяться выполнить.

Он постарается никогда не делать ей больно, хотя не может обещать, что у него это получится. Он не был уверен даже, что сможет держать руки подальше от Джульетты, какой бы испуганной она ни выглядела. Но он постарается, хотя это будет нелегко.

Фелан сам не мог понять, почему так страстно желает эту девушку. Страсть его была безумной и сильной, куда сильней всех мимолетных увлечений, встречавшихся в изобилии в его полной приключений жизни.

Разжав пальцы, Фелан покорно уронил руки и увидел, как перестало дрожать гибкое упругое тело Джульетты. Теперь ей ничего не угрожало.

— Возвращайся в дом, — произнес Фелан обманчиво спокойным голосом.

— А что вы собираетесь со мной делать? — поинтересовалась девушка.

— Пока что не решил. Я обсужу эту ситуацию с моей… женой. И посмотрим, что мы сможем придумать.

— Я могла бы быть ее горничной, — с неожиданным энтузиазмом предложила Джульетта. — Ведь единственная женщина в доме — Дульси, а миссис Рэмси наверняка требуется какая-то помощь…

— Я передам ей твое предложение. — Фелан кривовато улыбнулся. — А сейчас отправляйся в постель.

— Но еще совсем рано.

— Отправляйся в постель! — приказал он. — Или я сам отведу тебя туда.

Джульетте хватало ума понять, когда надо слушаться, чтобы не навлечь на себя еще больших неприятностей. Глядя вслед удалявшейся в сторону дома девушке, Фелан гадал про себя, попытается ли она сбежать прямо сегодня или выждет несколько дней. Надо пойти рассказать обо всем Ханнигану. Хотя его «тиран-слуга» почти наверняка уже в курсе сложившейся ситуации.

Фелан не сомневался в том, что Джульетте не удастся убежать далеко. И он надеялся, что девушка, может быть, подождет день-два, надеясь усыпить его подозрительность.

Ей еще многое предстоит о нем узнать. И, пожалуй, он испытывал при мысли об этом какое-то странное, противоречивое удовольствие.

7

— Черт бы его побрал, черт бы его побрал, черт бы его побрал! — бормотала Джульетта, которой удалось наконец остаться наедине с собой в тишине спальни. — Катился бы он к чертовой бабушке.

Джульетта умела ругаться на многих языках — по-французски, по-итальянски, по-гречески, по-арабски и по-испански, — но ничто так хорошо не прогоняло хандру, как пара-тройка добрых ругательств на родном англосаксонском наречии. И теперь она сыпала английскими проклятиями с некоторой долей удовольствия. Отец научил ее этим словам и еще другим, похуже, но те, другие, слова она избегала произносить. Их часто употреблял Марк-Давид Лемур, и Джульетте почему-то не хотелось относить эти слова к Филиппу Рэмси, несмотря на то, что этот негодяй разгадал ее обман.