Книга Лучи смерти - Николай Свечин

– Московское охранное отделение занимается не только Москвой. На нас вся округа: Московская, Владимирская, Калужская, Костромская, Нижегородская, Ярославская, Тульская, Смоленская, Рязанская и Орловская губернии. Никого не упустил?

– Тверская еще, – дополнил начальника Ионов.

– Черт, всегда их забываю…

Все помолчали, обдумывая услышанное.

– Что же, у нас нет ни одного анархиста? – недоверчиво переспросил Трепов.

– Пять-шесть человек так себя называют, – ответил Ионов. – Читают «Хлеб и волю», переписываются с ее редактором Гогелия. Есть один господин, стоящий особняком, – некто Новомирский. Приехал из Одессы. Это тот самый, который призывал анархистов идти с агитацией в уголовную среду…

– Уже теплее, – вставил Лыков.

– «Разбойники – единственные подлинные революционеры в России», – подхватил начальник сыскной полиции. Поймал удивленный взгляд генерала и пояснил: – Это цитата из Нечаева, того душегуба, который написал «Катехизис революционера».

Тут блеснул цитатой и ротмистр Ионов:

– «Невозможно угадать, где кончается товарищ анархист и где начинается бандит». Это, ваше превосходительство, уже социал-демократ Плеханов.

– А что Новомирский делает у нас в Москве? – насторожился Трепов, пропустив цитаты мимо ушей. – Вы приглядываете за ним?

– Глаз не сводим, – успокоили шефа жандармы. – Пока одессит ведет рассеянный образ жизни. Похоже, он там, на берегу моря, нашкодил, а у нас прячется.

– Откуда информация, что Грилюк примкнул к банде Андосова? – обратился генерал к Лебедеву. Тот покосился на Лыкова. Питерец прошептал: «Информация значит сведения».

– Виноват, ваше превосходительство, – поправился коллежский асессор. – Осведомитель по кличке Пан сообщил. Он старший официант в одном из трактиров, что покупают у Андосова ворованный чай. Близкий к хозяину человек.

– И что именно сказал ваш Пан?

– Всего несколько фраз, ваше превосходительство. Приехал-де из Петербурга анархист договариваться с атаманом о займе. Деньги им нужны. Как совершат экспроприацию, вернут с процентами.

– Почему вы думаете, что это именно Грилюк? – раздраженно спросил обер-полицмейстер.

– Анархист кашляет кровью.

Трепов повернулся к питерцу:

– Коллежский советник! Зачем, по-вашему, чахоточному анархисту понадобились деньги?

Тот предположил:

– Готовит тот самый экс. Дело затратное: оружие, явки, людей собрать, то да се…

– Экс у меня в Москве… – задумчиво пробурчал Трепов. Потом вдруг взъярился: – Экс! У меня! В Москве! Да я им!!!

Подчиненные генерала притихли. Лыков сидел и наблюдал. Он не любил род Треповых. Четыре брата делали карьеру. Сыновья знаменитого Федора Федоровича Трепова, первого градоначальника Петербурга, известного своими нечестными приемами и загадочным состоянием, упрямо лезли наверх. Возглавлял их Федор Федорович-младший, генерал-лейтенант, которого только что с должности Киевского губернатора передвинули в Сенат. Сыщик встречался с ним в Киеве, и у них вышла ссора. Второй по возрасту был Дмитрий, генерал-майор и московский обер-полицмейстер. Красивый, осанистый и на вид весьма решительный, он тоже имел репутацию интригана. Третий брат Александр, по слухам, был самым приличным из семейки. Зато и карьера его не задалась: застрял в Канцелярии Государственного совета, который год камергер и не более того. И наконец, самый младший, Владимир, занимал должность Таврического губернатора. Ишь, расплодились…

– Лебедев!

– Слушаю, ваше превосходительство, – коллежский асессор вскочил и замер.

– В два дня арестовать трактирщика и всех, кто еще у вас на подозрении в связях с Андосовым.

– Но…

– Не перебивать!

– Виноват.

– Взять также и этого… из Одессы который приехал.

– Новомирского?

– Да.

– Его-то за что, ваше превосходительство? – поразился Лебедев.

Обер-полицмейстер отчеканил:

– Вот когда государь доверит вам целый город – если, конечно, вы удостоитесь такого доверия, – тогда и поймете. На моей ответственности Москва! Понимаете? Вторая столица. Как же я могу допустить, чтобы террористы и прочая шваль гуляли на воле? А вдруг они мне город взорвут?

Лебедев не решился более возражать.

– Ратко!

Подполковник тоже вскочил.

– Вы ловите этого чахоточного анархиста. Дело Филиппова на контроле у государя. Понимаете, что это значит?

– Понимаю, ваше превосходительство.

– Всех поставить на дыбы. Кто отыщет, тому награда.

– Слушаюсь!

– Лыков!

Коллежский советник вежливо склонил голову, но подниматься не стал: много чести.

– Какая еще помощь нужна вам в дознании?

– Данных вами приказаний вполне достаточно. Московские розыскники – люди опытные, справятся. Но не слишком ли вы торопитесь с арестом? Возьмем мелочь, а крупную рыбу спугнем.

Трепов хотел и питерцу пояснить насчет доверия государя, но передумал. А просто скомандовал подчиненным:

– Выполняйте.

Офицеры и чиновники гурьбой высыпали во двор и остановились в нерешительности. Лебедев первый пришел в себя:

– Да… Пойдемте ко мне, согласуем наши действия.

Дальнейший разговор проходил в кабинете начальника сыскной полиции. Начал его Лыков залихватским тоном:

– А ну сыпь на стол у кого что есть.

– В каком смысле? – удивились москвичи.

– Я не вчера родился, понимаю. Никогда начальству всего не доносят. Тем более такому, как ваш… генерал. Что вы утаили?

Ратко бросил быстрый взгляд на Лебедева. Тот ответил:

– Говори. Ему можно.

Начальник охранного отделения скомандовал своему подчиненному:

– Валяйте!

Ионов зачем-то оглянулся на закрытую дверь, потом сказал:

– По данным наружного наблюдения, к одесситу в номер дважды заходил молодой человек. Роста среднего, в руках держит носовой платок. Кашляет в него.

– Грилюк? – обрадовался питерец.

– Он самый.

– Проследили?

– В первый раз да, ваш студент привел филера в гостиницу Носовича. А вот во второй вышла осечка. То ли заметил слежку, то ли привычка у него менять адреса…

– Потеряли? Где?

Ионов брезгливо сморщился:

– После встречи с Новомирским студент пошел на Хитровку. И не абы куда, а в Вагончик.

Лыкова тоже передернуло. Вагончиком назывался одноэтажный флигель во дворе дома Румянцева, того самого, в котором квартируют кабаки-притоны «Сибирь» и «Пересыльный». Они, конечно, лучше «Каторги», в которой столуются лишь громилы первого разряда. «Сибирь» – место сбора воров и скупщиков, а «Пересыльный» любят бездомные и бродяги. Вагончик представлял собой публичный дом, но особенный. Там взыскательной публике предлагали десятилетних проституток, еще детей. А за особую плату и вовсе малолетних. Даже циничная Хитровка, знакомая со всеми кругами ада, относилась к этому неодобрительно. Но раз люди платят деньги, имеют право…