Книга Счастье - Наталья Ключарева

– Посторонние! Немедленно покинуть территорию учреждения! Что за балаган?

– У нас пропуск!

– Охрана! Вывести этих – и больше не пускать!

– Требую очной ставки с директором! – кричал Алеша, цепляясь за косяк, отчего государственная собственность трещала по швам. – Эй, полегче, не то завтра натравлю на вас оборотней из Галиции!.. Катя! Катечка! Мы вернемся!..

И начались Алешины хождения по инстанциям. Столько чиновниц и вахтерш он перевидал – можно было бы каталог составить. Он совсем перестал их бояться и даже ловил кайф от мощной человеческой фактуры, доступ к которой открыла ему судьба, явно обладавшая не только мудростью, но и чувством юмора.

Еще во время представления у телевизора он понял, где находится ахиллесова пята теток, – и разил наповал. Любое нарушение привычного сценария, выход за пределы знакомого языка моментально выводили из строя этих допотопных бронированных монстров, и им ничего не оставалось, как тихо поскрипывать челюстью и хлопать липкими от дешевой туши ресницами.

В этот-то момент Алеша и подсовывал им на подпись пропуск в очередной круг ада, по которым моталась Катя и где они следовали за ней по пятам, как два ангела-нелегала, никогда не зная, что будет завтра, но всегда твердо обещая ей, что завтра – будет.

В особо тяжелых случаях, исчерпав «стереотиподробительный» ресурс и чувствуя, что выдыхается (он ведь был еще неопытный, начинающий дурак), Алеша прибегал к безотказному способу. Нацеплял красный нос, устраивался поудобнее и начинал молча разглядывать свою визави, никак не реагируя на то, что она говорила, а потом и верещала нечеловеческим голосом…

Этот гибрид «гляделок» и «молчанки» пробивал самых непробиваемых. Уходя, Алеша щедрой рукой сыпал им на столы барбариски, которыми теперь всегда были набиты его карманы, чтобы подсластить бедным административным матронам горечь столь необъяснимого поражения.

С директором детдома, куда в итоге распределили Катю, у Алеши состоялась настоящая битва магов. В ответ на его колдовской бубнеж о порче и привороте (тяжелое оружие, которым он пользовался только с особо несговорчивыми особами) тетка молниеносно выхватила из-под стола канистру с крещенской водой и вылила на Алешу все пять литров.

Но красноносый клоун, с утра до вечера молча сидящий в углу кабинета и не сводящий с нее задумчивых глаз, взял в итоге и эту неприступную крепость. Они получили разрешение ежедневно навещать Катю под предлогом кружка рукоделия и театральной студии.

С удочерением, о котором они заговорили еще в отделении милиции, дело обстояло неважно. Чтобы вытащить Катю из пасти Молоха, недостаточно было Алешиных побед над его, Молоха, тяжеловесными жрицами. Необходимо было найти и лишить прав ее биологических родителей. Ежедневно навещаемый немым клоуном сержант Кривнюк пока не преуспел на этом поприще, несмотря на все свое нервное усердие.

Правда, ему удалось изловить вольного человека Зеленку, но это лишь окончательно завело следствие в тупик: Зеленка все отрицал, каждые пять минут излагал новую версию событий, включая высадку Кати из летающей тарелки, выл, бился больной головой о ножку стула и постоянно пытался стрельнуть у некурящего сержанта сигаретку либо, на худой конец, десять рублей.

– Ну почему? – стенал доведенный до белого каления Кривнюк. – Почему вы приперлись именно в мою смену? Нет бы заявиться на день раньше – тогда бы Куропаткин вами занимался!..

– Не созрела карма Куропаткина, – разводил руками Алеша, а Кривнюк хватался за голову, неосознанно повторяя жест контуженного Зеленки.

Катя, наделенная, как все дети, чудесным даром приспособления, казалось, уже не находила ничего странного в том, что сама она живет в детдоме, а «мама Маса» и «клоун Леса» приходят к ней на полтора часа в день. Единственное, с чем Катя никак не желала смириться, – это неизбежное присутствие на их свиданиях посторонних, которые постоянно отвлекали «родителей» дурацкими вопросами и даже смели хохотать над фокусами, предназначенными ей одной.

В первый день Катя в знак протеста устроила свою фирменную истерику, слышную на соседней улице, чем поставила под угрозу весь их шаткий проект.

К счастью, Алеша успел сориентироваться раньше, чем до актового зала, где они занимались, добежала возмущенная надзирательница. Когда же сия достопочтенная дама вломилась в открытую дверь и, тяжело поводя боками, остановилась на пороге, чтобы выбрать, на кого обрушить карающую длань, глаза у нее разбежались. Все пятнадцать детей с упоением катались по сцене и верещали так, что закладывало уши.

– Тоже на занятие, моя радость? – тут же подскочил к ней этот проходимец, неведомо как проникший в их солидное учреждение. – У нас разминка: пробуждаем мышцы и развиваем легкие. Этюд «Истерика». Правда, они гениальны? Присоединяйтесь! Кстати, отличная профилактика варикоза и Альцгеймера! Сомневаетесь? А я вот не удержусь!

Он разбежался – и впрыгнул в общее барахтанье, помахав ей на прощание ногой в стоптанном ботинке.

– Беспредел, – растерянно пробормотала тетка. – Куда смотрит начальство?

* * *

Катя, с ее сверхмощным чутьем на людей и обстоятельства, без всяких объяснений поняла, что эта тактика не годится. Истерик она больше не закатывала и все полтора часа мирно сидела на коленях «мамы Маси», перебирая бусины или обрывки тесьмы.

Но ее цепкий взгляд неотрывно, с маниакальной бдительностью следил за всеми соперницами, ковыряющими иголками своих убогих медведей. И стоило какой-нибудь несчастной перейти невидимую черту: подсесть слишком близко, посмотреть слишком долго, засмеяться или опустить глупую шуточку, – Катины глаза вспыхивали – и тут же прятались за густыми кукольными ресницами.

А ночью, когда они оставались одни, маленькая бестия подкрадывалась к постели обидчицы и прокусывала ей руку своими острыми куньими зубами. Именно руку – и желательно правую, хотя тут Катя часто ошибалась, – чтобы та больше не смогла шить.

Катю наказывали, кололи транквилизаторами, после которых от нее оставалась одна оболочка, лишали еды и прогулки. Но она не сдавалась, продолжая упорно бороться за свое счастье, каким она его понимала. В конце концов кто-то из чадолюбивых педагогов придумал запретить Кате ходить на занятия к «родителям». И ночные вылазки тут же прекратились.

Алеше опять пришлось полдня созерцать поры на носу начальницы, чтобы вернуть обратно их бедную безбашенную кусаку, от которой теперь они бы уже ни за что не отступились.

– Зачем вам это нужно? – недоумевала директриса, отхлебывая остывший чай.

Она уже привыкла к присутствию красноносого молчальника в своем кабинете и вела с ним задушевные беседы обо всем на свете, начиная со своих семейных проблем и заканчивая всемирным жидомасонским заговором.

– И чего вы вцепились в эту Катю? Ребенок с ярко выраженной девиацией, агрессивный, неуправляемый. Да вы с ней просто не справитесь без спецсредств! Вам вообще нельзя думать об усыновлении! Вы слишком интеллигентные. Любой детдомовец вас скрутит и ноги о вас вытрет! С ними только жесткость работает. Железная дисциплина и ежовые рукавицы. Знаете, из кого получаются хорошие приемные родители? Из военных. Особенно командиров. А таким, как вы, в эту клоаку лучше вообще не лезть… Но лезут! Забьют себе голову всякой сопливой философией, прочитают, что ребенка надо обнимать восемь раз в день, – и вперед: дайте нам скорей кого-нибудь осчастливить! А потом – возвращают! «Мы думали, что главное – любить…» Ага, конечно! Главное – кулак крепкий и нервы железные… Одумайтесь, пока не поздно!.. Хотя вам все равно никто не разрешит усыновлять: работы нет, жилье съемное, даже не расписаны… Чем хоть вы живете? Медведями на ярмарках торгуете? Эх, босота! Давай, что ли, оформлю тебя на четверть ставки педагогом допобразования… Обувь новую купишь, а то у нас даже дети лучше одеты…