Книга Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

Немецкие друзья

Впервые я увидел живых немцев летом 1942 года в селе Петровском на Ставропольщине, куда нас с теткой, заменившей мне мать, занесла эвакуация. Немцы устроили в нашей школе казарму, а в школьном дворе соорудили что-то вроде душа под открытым небом. С утра до вечера абсолютно голая солдатня, гогоча от удовольствия, плескалась в воде, загорала на травке, мочилась под наш дом и пыталась жестами привлечь внимание проходивших по улице русских женщин к своим отлично развитым половым органам. Это были молодые, здоровые, крепкие парни. Я смотрел на немцев из окна и тоскливо думал о том, что ни моему тихому доброму дяде Николаю Ильичу, ни директору школы Погребняку, ни учителю физики Щекину, ни отцу моей подружки Лельки Покровской, ни сыну моей учительницы Коле Писаренко – всем им вместе, державшим где-то далеко отсюда выгнутый отчаянной дугой фронт, – никогда не одолеть этих сильных тупых циничных животных, опьяненных запахом обильно пролитой ими крови недочеловеков, каковыми они, немцы, нас считали.

Но отцы наши совершили чудо. Они одержали верх. Может быть, в этом и не было ничего удивительного. Ведь в конце концов человек всегда побеждает зверя.

В январе немцы потекли обратно. Это были уже не воинские части, а разрозненные группы смертельно уставших, обмороженных, голодных людей, втихомолку мечтавших о плене. Мы потешались, глядя на огромные соломенные снегоступы немецких солдат. Эта обувь, надетая на сапоги, должна была, по-видимому, уберечь ноги воинов фюрера от обморожения и проваливания в глубокий русский снег. Лично я не катался верхом на убитом мерзлом немце с ледяной горки, но видел, как это делали мои друзья, те, что были постарше. Много лет я наблюдал в разных точках нашей страны, как пленные немцы, покорные и очень дисциплинированные, с большим прилежанием восстанавливали разрушенное их руками. Позже я узнал, что таких немцев вкалывало на просторах Союза более двух миллионов. Мне не было их жаль. Я всегда помнил о том, что немцы заживо сожгли брата моего отца, талантливого поэта, чьи стихи и сегодня можно прочесть в хрестоматиях украинских школ. И если бы мне тогда, в сороковых, кто-то сказал, что я назову главу одного из моих будущих очерков «Немецкие друзья», я счел бы это поганой шуткой, но тем не менее я назвал. Значит, есть тому причины и основания.

Давно уже нет на карте Ставропольского края села Петровского. Оно стало городом Светлоградом, который прославил уроженец его Разин. И вовсе не атаман казачьей вольницы, а основатель рок-группы «Ласковый май». На кухне моей московской квартиры стоит вполне современный репродуктор, сработанный в Светлограде. Жалостливые немцы шлют разгромленной России гуманитарную помощь. Дуют иные ветры. А что было между нами и немцами в пятидесятые, шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы, уже мало кого интересует. Поэтому мною движет сегодня лишь скромное желание летописца подарить историкам документ, повествующий о весьма примечательных событиях, свидетелем которых мне довелось стать…

Когда я впервые пересек немецкую границу, моя маленькая дочь, увидев во Франкфурте-на-Одере из окна поезда «Москва – Вюнсдорф» гэдээровских пограничников, заплакала и запричитала: «Это фашисты. Они нас убьют». В свои три с половиной года она уже успела насмотреться телефильмов о войне. Мы с женой потешались над ней. Нам не страшна была Германия. Мы с полным основанием считали себя наследниками Великой Победы сорок пятого.

На Восточном вокзале в Берлине нас веселой матерщиной приветствовал посланный за нами водитель. Он забыл номер нашего вагона и радовался тому, что все-таки нашел нас. Я спустился на перрон, вдохнул полной грудью воздух Берлина и огляделся по сторонам. Начиналась новая эпоха моей жизни, эпоха, которой предстояло растянуться на двадцать два года. В последний раз я поднялся в вагон поезда № 17 «Вюнсдорф – Москва» все на том же Восточном вокзале в октябре 1987 года. Между прочим, на наших железнодорожных билетах было тогда пропечатано: «Станция Берлин Белорусской железной дороги». Сначала эта надпись нас забавляла, потом мы к ней привыкли и перестали ее замечать.

Была когда-то на карте мира такая страна – Германская Демократическая Республика (ГДР). Ее основал Сталин в 1949 году на территории советской оккупационной зоны Германии в пику нашим бывшим союзникам, которые незадолго до этого создали на территории своих оккупационных зон Федеративную Республику Германию (ФРГ). На протяжении всех сорока лет своего существования ГДР была как бы противовесом главной европейской натовской державе ФРГ. Этим и объяснялись ее особая роль в оборонительной и экономической системе Восточного блока, а также наш особый статус в ней.

ГДР по территории (более ста тысяч квадратных километров) и по населению (17 миллионов человек) превосходила многие европейские страны. Она вошла в первую десятку индустриально развитых держав мира. С виду ГДР была вполне благополучным, процветающим государством. Впрочем, на определенном историческом этапе она таковым и являлась. Являлась бы, если бы не одно обстоятельство: она была под завязку нашпигована войсками и спецслужбами. Представьте себе, что на территории, равной нашей Ростовской области, дислоцируются две общевойсковые, три танковые и одна воздушная армии, а именно такой была ГСВГ (Группа советских войск в Германии). К сему следует добавить 165-тысячную Национальную Народную Армию ГДР (ННА), а также многочисленные подразделения Народной полиции и МГБ ГДР, находившиеся на казарменном положении. Говорят, у Гитлера в момент нападения на СССР было около шести тысяч танков. Мы в ГДР имели больше.

Теперь о спецслужбах. Главной из них было Министерство госбезопасности ГДР (Ministerium für Staatssicherjeit). От его немецкого названия и произошла знаменитая аббревиатура «штази». МГБ располагало многочисленными контрразведывательными и разведывательными подразделениями, державшими «под колпаком» все гражданские и военные структуры страны. Своя разведка была и у ННА.

Из советских спецслужб, действовавших на территории ГДР, самой мощной было наше Представительство в Берлине. В Потсдаме находилось Управление особых отделов ГСВГ – военная контрразведка. В крупных городах страны действовали подразделения Главного разведуправления Генштаба Советской армии (ГРУ). Войскам и спецслужбам в ГДР было тесно. Справедливости ради следует сказать, что на противоположной стороне, в ФРГ и Западном Берлине, дела обстояли точно так же. Спецслужбы противостоящих блоков боролись яростно и порой беспощадно. Холодная война была в разгаре. Мне предстояло стать солдатом этой войны, и я стал им.

Основная тема этой главы моего очерка – сотрудничество спецслужб СССР и ГДР, сотрудничество, которое на уровне простого опера зачастую перерастало в нормальную человеческую дружбу.

Вот я и произнес слово «дружба». За ним последует устойчивое словосочетание «немецкие друзья». Это словосочетание имело три значения. Так именовались в официальных беседах и документах, во-первых, все спецслужбы ГДР и их сотрудники, во-вторых, все силовые, государственные и партийные структуры ГДР и их сотрудники. В широком смысле слова этот термин употреблялся применительно ко всем восточным немцам. Те, в свою очередь, называли нас советскими друзьями. Поэтому в полицейских сводках можно было встретить такие вызывающие улыбку фразы, как: «Советские друзья изнасиловали, советские друзья украли, советские друзья учинили драку» и т. п. Все это о проделках наших солдат, самовольно покинувших свои части. Слово «немец» в нашем казенном обиходе не употреблялось, как у немцев не употреблялось слово «русский». Это была отрыжка войны. Слово «русский» вообще вызывает у всякого немца неприятные ассоциации, ибо «Ru?» по-немецки – сажа, копоть. В этой связи хотелось бы дать один совет всем лицам, отправляющимся в какую-либо страну с визитом: проверьте сперва, как переводится ваша фамилия на язык этой страны, а то, может, и не стоит ехать. Вся ГДР покатывалась со смеху, когда ее посетила министр культуры СССР Фурцева. «Furzen» по-немецки означает «портить воздух».