Книга Драконы Погибшего Солнца - Трейси Хикмэн

Потом все как-то сразу кончилось. На него больше ничего не давило. Эльхана держала сына на руках, рыдая и целуя его. Она просила прощения за то, что сделала ему больно. Мальчик увидел кровавую рану у нее на бедре, в плече отца глубоко застрял нож, едва не доставший до сердца. Тела трех эльфов, одетых в темные плащи, валялись вокруг костра.

Даже годы спустя Сильвану не раз случалось просыпаться в холодном поту от пережитого в ту ночь страха. Он отчетливо понимал, что один из эльфов должен был стать его убийцей.

Тела оттащили подальше от лагеря и бросили на съедение волкам, не считая убийц достойными должного погребения. Мать принялась укачивать малыша, держа его на коленях; тогда-то он и услышал эти слова. С тех пор она произносила их не один раз. Он слышал их снова и снова.

Возможно, ее уже нет в живых. Возможно, давно мертв его отец. Но их надежды продолжают жить в нем.

Сильванеш отвернулся от щита.

– Я пойду с вами, – сказал он Ролану-кирату.

5. Священный огонь

В стародавние времена, во дни славы, задолго до начала Войны Копья, дорога, которая вела из Нераки в портовый город Оплот, поддерживалась в прекрасном состоянии, поскольку представляла собой единственный путь через горы, именуемые Властители Судеб.

Когда-то вымощенная битым камнем, она превратилась за прошедшие годы в гладкую, утратившую всякие следы кладки колею – такое множество человеческих ног, ножищ гоблинов и когтистых драконьих лап промаршировало по ней в обе стороны. Известна она была под названием Стомильной Тропы, ибо такова была ее протяженность (возможно, на один-два фарлонга длиннее или короче).

Все годы, пока длилась Война Копья, Стомильная Тропа была постоянно запружена нескончаемым потоком людей, животных, телег. В случае спешки приходилось отправляться верхом на быстрокрылых синих драконах или в летающих крепостях. Тем же, кто был вынужден путешествовать по земле, оставалось лишь мириться с многодневными задержками из-за того, что вдоль дороги брели сотни солдат пехоты, перебрасываемых либо в Нераку, либо из нее. Телеги еле ползли, то и дело застревали, и их приходилось подталкивать. Путь был нелегким – дорога проходила по крутому склону горы, спускаясь с самой ее вершины вниз, к берегу моря.

Фургоны армий-победительниц, набитые золотом, серебром, драгоценностями, везли мамонты, единственные создания, достаточно сильные для того, чтобы втащить такой груз на гору. Время от времени тот или иной фургон переворачивался, содержимое вываливалось на дорогу, и его поспешно собирали. Иногда соскакивало со ступицы колесо, иногда один из мамонтов, неожиданно впадая в исступление, опрокидывал и топтал телегу, загонщиков или того несчастного, что оказывался рядом с ним на дороге.

Теперь мамонты исчезли, говорили, что они все вымерли. Люди тоже стали редко появляться в этих местах. Большинство из них состарилось, многие умерли, и все оказались забыты. Стомильная Тропа опустела, и только свистящее дыхание ветра носилось над ней. Гладкая, словно отполированная дорога стала считаться одним из рукотворных чудес Кринна.

Безудержным галопом неслись Рыцари Тьмы по извилистому, насквозь продуваемому тракту. Ветер дул им в спины, отголоски недавно стихшего урагана еще бушевали в горах, и еще доносилось до них эхо Песни Смерти, теперь, впрочем, не столь ужасающей. Рыцари мчались во весь опор, снова и снова подгоняя лошадей, не замечая ничего вокруг и не зная толком, куда и зачем они так спешат. Незнакомые дотоле волнение и подъем духа несли их словно на крыльях.

Галдар никогда прежде не испытывал тех чувств, которые обуревали его сейчас. Он бежал вровень с конем Мины, и силы переполняли его; ему казалось, что он мог бы без устали мчаться так хоть до самой Ледяной Стены. Конечно, это волнение можно было приписать счастью, вызванному тем, что он снова обрел руку, но такие же чувства читались на лицах его спутников, скакавших рядом с ним. Казалось, сам шторм нес их на своих крыльях – так грохотали копыта коней в скалах, вплотную подступавших к дороге, такие искры высекали из камней стальные подковы.

Мина скакала впереди, подгоняя отставших, поддерживая бодрость духа в тех, кто совсем изнемог. Такая бешеная скачка продолжалась всю ночь, во мраке которой лишь сверканье молний освещало путь. Так же они скакали весь следующий день, остановившись лишь однажды, чтобы напоить лошадей и перекусить самим, не раскладывая бивуака.

Когда стало казаться, что лошади вот-вот рухнут от изнеможения, Мина отдала команду сделать привал. Позади осталась большая часть пути, и продолжать путешествие мог лишь один конь – ее собственный жеребец Сфор. Могучее животное было по-прежнему полно сил, и вынужденная остановка только взбудоражила его, он всхрапывал, ржал, и его ржанье раскалывало горную тишину, эхом возвращаясь с вершин.

Преданность Сфора своей хозяйке, и только ей, была такой же неукротимой. Других всадников для него не существовало. Во время первого привала Галдар невольно совершил ошибку. Он приблизился к Мине, чтобы помочь ей спрыгнуть с седла, в свое время приученный к этому Эрнстом Магитом. Вывернутая губа Сфора, обнажившая страшный оскал, злобный, горящий фосфором взгляд фиолетового глаза, сразу заставили минотавра ретироваться. Происхождение клички великолепного жеребца тут же стало понятно.

Но минотавров боялись многие лошади, и, думая, что причина в этом, Галдар попросил одного из всадников подойти к командиру.

Мина запретила это делать.

– Старайтесь не приближаться к этому коню. Сфор ненавидит всех людей, признавая только меня. И слушается только моих приказаний, да и то лишь когда они совпадают с его собственными желаниями. Он обязан защищать своего всадника, и, если ко мне кто-нибудь приблизится, я не сумею удержать его.

Не нуждаясь ни в чьей помощи, она легко соскочила с лошади, сняла седло и, разнуздав коня, отвела Сфора к воде. Затем собственноручно накормила и расчесала его. Остальные всадники тем временем принялись расседлывать своих усталых лошадей, готовясь к ночному отдыху. Развести костер Мина не позволила, сказав, что огонь будет виден на большом расстоянии, а за ними могут следить глаза соламнийцев.

Люди, не спавшие уже более двух дней, были так же измотаны, как их лошади. Пережитый во время бури ужас отнял у них силы, а долгий и стремительный марш основательно измотал их. Волнение, которое подхлестывало их в начале пути, начало спадать. Рыцари сделались похожими на несчастных узников, которые пробудились от сна о свободе, чтобы услышать лязг цепей и увидеть себя закованными в кандалы.

Ныне, лишенная величественного облачения из молний и грома, Мина стала казаться обыкновенной, к тому же не слишком привлекательной девушкой, смахивающей на костлявого подростка. Усталые люди, оставшиеся в темноте и вынужденные довольствоваться холодным ужином, угрюмо ссутулились над мисками, бросая недовольные взгляды на Мину и перешептываясь о том дурацком положении, в которое попали. Один из них даже осмелел настолько, что стал утверждать, будто вернуть Галдару руку сумел бы любой из черных магов и ничего особенного в этом не было.