Книга Стражи утраченной магии - Трейси Хикмэн

Голос Джессана дрожал от гнева. Он почти не помнил мать и немногие воспоминания о ней хранил как святыню.

— Да, у Ранессы есть злой дар делать людям больно. Не принимай ее слова близко к сердцу, Джессан, — посоветовал Рейвен. — Сомневаюсь, чтобы она действительно так думала.

— А я не сомневаюсь, — пробормотал Джессан.

— Что касается Лосиного Рога, не успел я войти в деревню, как он сразу же рассказал мне и о своем несчастье, и о словах Ранессы. В знак извинения я подарю ему что-нибудь из трофейного оружия. Он сказал, что ты вел себя с ним и с его женой как взрослый.

Рейвен внимательно посмотрел на племянника и понял, что упоминание о Ранессе омрачило ему весь праздник.

— Не переживай. Мы ей ничего не скажем. А теперь пойдем, ты покажешь мне эти удивительные доспехи.

Он положил племяннику руку на плечо. Они дошли до хижины, в которой жили вместе с тех пор, как родители Джессана погибли и он осиротел. Джессан подумывал, а не рассказать ли дяде про костяной нож. Однако юноше не хотелось ни рассказывать про этот нож, ни показывать его. Он догадывался, что скажет Рейвен. Нож погибшего рыцаря теперь принадлежал Густаву. Но рыцарь находился при смерти, и нож сейчас ему был нужен не больше, чем трупу, с которого Джессан снял эту вещицу. Уж если умирающему рыцарю не нужны черные доспехи, то нож — тем более.

Я ведь помогал рыцарю во время сражения, размышлял Джессан. Я заслужил право взять этот нож. Я заслужил право носить его. Конечно, я покажу нож дяде, но только не сейчас. Сейчас это вызовет лишь спор между нами, а я не хочу портить себе праздничный день.

Джессан дотронулся до костяного ножа. Тот был теплым на ощупь, словно тайна Джессана была их общей тайной и доставляла ножу удовольствие.

ГЛАВА 8

Густав видел зловещее, ссохшееся лицо живого трупа. Коричневатая кожа лица, напоминавшая старый пергамент, обтягивала кости черепа, губы скривились в дьявольской ухмылке. Живыми были только глаза: холодные, глубоко пустые и одновременно пугающе разумные. Эти глаза искали Густава.

Точнее, они искали сокровище, находившееся у Густава.

Глаза внимательно и неторопливо осматривали горизонт, заглядывая за край мира. Они становились все больше. Глаза не пропускали ни одного человека, попадавшего в их поле зрения, и взгляд их был пронзительным, испытующим, вопрошающим. Они еще не нашли Густава, но неотступно приближались к нему. Он знал: когда они приблизятся вплотную, то поглотят его, потащат за собой в бездонную тьму.

Спрятаться! Он должен спрятаться! Глаза уже почти нависли над ним.

Густав со стоном проснулся и вздрогнул, увидев смотревшие на него глаза. Они были черными, но не пустыми. Эти глаза были ясными, мягкими и подвижными, как глаза птицы, а лицо — смуглым, морщинистым и похожим на большой орех.

— Лежи спокойно, не шевелись, — произнесла старуха, шевеля безгубым ртом.

Густав вспомнил игрушку-щелкунчика, увиденную как-то при Виннингэльском дворе.

— Сны могут к тебе прикасаться, но они не смогут тебя схватить.

Густав ошеломленно взглянул на лицо странной старухи, потом огляделся по сторонам. Он был раздет. Он лежал на нескольких шерстяных одеялах и столько же одеял прикрывали его сверху. Вокруг лежали нагретые камни, тоже обернутые в шерстяные одеяла. Похоже, он находился внутри какого-то строения, хотя он почти не видел ни стен, ни потолка, поскольку их скрывала густая завеса терпкого дыма, поднимавшегося из чаши, что стояла поблизости. Видимо, старуха с улыбкой щелкунчика догадалась, что ему мешает дым, и красным пером дубоноса стала разгонять завесу.

С того момента, как женщина-врикиль ранила Густава, в его тело неотступно вползал холод, промораживая насквозь все кости. Теперь он чувствовал, как холод начинает отступать. По телу медленно разливалось приятное тепло. Густав чувствовал себя в безопасности. Здесь он мог отдыхать, не опасаясь шагов снаружи шатра или цоканья копыт черной лошади, на которой его преследовала женщина-врикиль. Он с удовольствием остался бы здесь надолго, но знал, что мешкать нельзя. Глаза не нашли его, но они не оставят своих поисков. Густав чувствовал, что и сейчас они ищут его, даже здесь, и вскоре он непременно станет их добычей.

— Спасибо, — проговорил Густав.

Его голос был совсем слабым, что немало удивило и рассердило рыцаря.

— Спасибо, добрая женщина, — уже громче сказал Густав. — А теперь мне пора в путь. Если можно… подай мою одежду…

С большим трудом, злясь на себя, он попытался подняться с теплой постели.

Ему удалось лишь чуть-чуть приподнять плечи.

Напрягая волю, Густав попробовал сесть и окончательно обессилел. Он повалился на спину. Лоб покрылся потом, стекающим прямо на губы. Мышцы дрожали, словно он попытался поднять тяжелую ношу, когда на самом деле он всего-навсего хотел сесть. Однако Густав не позволил мыслям о собственной слабости проникнуть к нему в сознание. Он тут же нашел объяснение своему состоянию.

— Я давно не ел, — сказал Густав. — Когда мой желудок получит пищу, мне станет лучше. Нужно лишь поесть и несколько часов поспать. А затем я вполне смогу отправиться дальше.

Густав пытался сам себя уверить в этом, стремясь волевым усилием отогнать прочь и неудачную попытку встать, и притаившуюся смерть. Но рука его была настолько слабой, что он даже не смог оторвать ее от одеяла.

В горестном отчаянии он закрыл глаза, и по щекам скатились две жгучие слезы. У Густава не было сил самому отереть эти слезы.

Их отерла маленькая смуглая рука.

— У тебя серьезная рана, господин рыцарь, — тихо сказал ему Башэ. — Тебе нужно лежать спокойно. Так говорит Бабушка.

Башэ повернулся к старухе, удобно устроившейся на корточках возле Густава.

— Представляешь, Бабушка, он сразу после битвы хотел сесть на свою лошадь и ехать дальше. Он сказал нам, что у него очень важное дело, связанное с самими богами. Он говорил, что умирает и должен успеть. Но я уверен: ты его обязательно вылечишь.

Старуха протянула к Густаву руку. Он почувствовал у себя на лбу что-то твердое и холодное. Затем рука переместилась к нему на грудь, и вновь он ощутил холод. Густав с изумлением увидел, что Бабушка укладывает на его тело какие-то камни.

— Зачем? — нахмурившись, спросил он.

— Это кровавики, — пояснила Бабушка. — Они вытянут из тебя все нечистое. Сейчас не время принимать решения. Оно наступит позже, а пока тебе нужно накопить силы. Давай-ка засни.

Густав почувствовал, как сон обволакивает его. Он уже собирался погрузиться в сон, когда заметил дворфа, сидевшего в углу. Наверное, дворф уже давно находился здесь, просто раньше он не смотрел в ту сторону. Глаза Густава раскрылись шире. Вольфрам неуклюже поклонился.

Дворф вызвал в мозгу Густава новую вереницу мыслей. Он попытался соединить разорванные звенья этой цепи, но слабость мешала думать. Из поля сознания выпало сначала одно звено, потом другое. Ничего, он обязательно соединит их. Надо лишь проявить терпение. Сон, сладостный сон без сновидений окутал Густава.