Книга Парфюмер звонит первым - Анна и Сергей Литвиновы

Происходящие события отнюдь не внушали ей оптимизма. Предчувствия подсказывали, что вчерашние и сегодняшние происшествия – возможно, только начало. Возможно, лишь преддверие чего-то странного и неприятного. Бежать… Это соблазнительно. Но… Как она может бросить свое дело, офис, коллектив? Как может предать Леню, который, вероятно, нуждается в ее помощи? Наконец, как оставить неразгаданной загадку: куда делся Леонид Шангин и что с ним произошло? Ведь если на эти вопросы так и не ответить, они будут мучить ее всю оставшуюся жизнь.

Через вокзал Таня вышла на перрон и двинулась вдоль первого пути в направлении, указанном курсантиком. На перроне было пустынно, только в киоске с пивом одинокая продавщица обмахивалась испанским веером, да на лавке в безнадежном ожидании поезда дремал в окружении чемоданов полный мужчина.

А вот и краснокирпичное здание камеры хранения. Действительно, похоже на общественный туалет. Широкое окно приемщика настежь распахнуто, но внутри никого нет. Таня заглянула внутрь и крикнула в душную темноту:

– Эй, есть кто живой?

– Чего вопишь? – раздался голос совсем рядом.

После яркого солнца Татьяна не заметила в полутьме, что приемщик сидит тут же, по другую сторону окошка.

– Ой, звиняйте, не признала, – весело проговорила Таня со вдруг проклюнувшимся казацким акцентом. – Мне бы одну вещичку получить.

– Какую тебе вещичку? – Приемщик в синем сатиновом халате поднялся и подошел к окошечку. Он был молодой, но с уже сильно выдающимся вперед пивным брюшком.

– Да вот, номерочек у меня. – Таня достала из сумки и протянула в окно номерок с цифрами 113.

– А квитанция?

– Квитанция? Она тоже имеется. Только, знаете, она не на мою фамилию. Муж сдавал – ну, то есть не муж, а друг. А сейчас он уехал, а получить вещички не успел. И меня попросил их забрать.

– Надолго друг-то уехал? – Приемщик вдруг подмигнул ей.

– Да, надолго. На три месяца, на вахту на Север.

– Значит, ты теперь вроде как одна?

– Он думает, что одна.

Приемщик оценил юмор, громыхнул.

– Ну, давай сюда свою квитанцию, – отсмеявшись, милостиво разрешил он.

Таня достала из сумочки Ленькину свернутую бумажку, протянула. «Кажется, сработал план «а», – облегченно подумала она, – а именно легкое кокетство. К плану «б» – подкупу – прибегать не пришлось». Расслабившись, она даже не сразу заметила, что после того, как приемщик развернул квитанцию, что-то в его настроении неуловимо переменилось.

Он, внимательно изучив бумагу, нахмурился.

– Это ж на чью фамилию выписано? – отрывисто спросил он.

– Шангин. Леня Шангин моего друга зовут.

– Нет у меня для тебя ничего, – вдруг бросил сквозь зубы приемщик и швырнул на прилавок квитанцию (а номерок не бросил – прибрал себе).

Таня едва успела подхватить бумаженцию, как окно с треском захлопнулось.

Ошеломленная метаморфозой, произошедшей с приемщиком, Таня несколько секунд остолбенело стояла, даже не замечая, что чуть поодаль от здания камеры хранения замер какой-то мужичонка, который минуту назад внимательно прислушивался к их диалогу, а теперь присматривался к ней.

Таня постучала ноготками в оцинкованное окошко камеры хранения.

– Эй, – вполголоса позвала она.

Нет ответа.

– Эй! – позвала она уже погромче и постучала в окно костяшками пальцев.

И опять тишина.

– Эй, куда вы убежали? – закричала Таня и забарабанила кулачком.

Из недр камеры хранения раздался рык:

– А ну, пошла отсюда!! – и четырехэтажный мат.

Таня оцепенело отступила на два шага. На глаза навернулись слезы.

– Что я вам сделала-то? – пробормотала она.

– Иди-иди, давай! – продолжал разоряться приемщик внутри своей крепости, так и не отворив оконце. – Вали отсюда, а то сейчас в милицию позвоню, они живо тебя!

– Хам. Дурак. Скотина, – вполголоса пробормотала Таня и отступила от камеры хранения. Нарываться на скандал и впутывать милицию совершенно не входило в ее планы. Но что же тогда делать?

И тут к ней подошел тот самый мужичонка, что внимательно прислушивался к их разговору. Он был в пиджаке, надетом прямо на голубую майку, в стоптанных сандалиях, с огромной пустой сумкой в руках. Типичный привокзальный деклассированный элемент.

Он обратился к Тане, выразительно зыркнув по сторонам и понизив голос:

– А я знаю, чего тут было.

– В смысле? – повернулась Таня к нему.

– Я знаю, почему Пахомыч на тебя взъярился.

– Ну, и?..

– Так ведь это, – он облизнулся, – информация денег стоит. Хочешь все знать – гони монету.

– Да? А какая такая у тебя информация? – Татьяна усмехнулась. – Может, они мне и не нужны, твои знания.

– Про вещь я твою знаю.

– Да откуда тебе знать?

– И про мужика твоего знаю. Шмакин фамилие его или Шпагин…

– Шангин?

– Во, точно. Шангин!

– Да? И что ты знаешь?

– Пятьсот рублей.

– Пятьсот?! Нет, это слишком дорого.

Таня повернулась и сделала вид, что собирается уходить. Обычный трюк опытного переговорщика.

– Ну, как хочешь, – жалобно сказал мужчинка.

Но не успела она сделать и двух шагов, как он схватил ее за руку:

– Стой! Ну, хоть пивком угости.

– Пивко-ом? – протянула Таня. – Ну, тогда ладно.

– А потом, – вдохновился он, – когда я тебе все расскажу, ты мне двести рублей заплатишь.

– Сто дам. Если твоя информация будет того стоить.

– Будет, будет стоить! Э-эх-ма! Раскрываю государственную тайну! Ну, пошли!

Тут же, в ларьке на пустынном перроне, у продавщицы, обмахивавшейся испанским веером, Таня купила для мужичка пол-литра местного пива «Костровой». Мужик схватил запотелую бутылку, одним движением пальца откупорил ее и тут же присосался. Двумя глотками он ополовинил бутылку и не смог сдержать облегченный выдох: «О-ох, хорошо…» Черты лица стали разглаживаться. На него снисходила благодать. Таня терпеливо ждала. Опохмеленный отошел к лавочке в тени акации, которая в этом городе росла даже здесь, на перроне, и плюхнулся. Татьяна присела рядом:

– Ну, рассказывай.

Мужичонка выразительно оглянулся по сторонам и понизил голос:

– Они вчера приходили, – и снова присосался к горлышку.

– Кто они? Куда приходили?

Мужик выпил все до дна, отработанным жестом вытряхнул из бутылки капли и сунул ее в свою сумку. Очевидно, это был его первый сегодняшний улов. Лицо посвежело, глаза засияли, на щеках заиграл румянец.