Книга Бойся своих желаний - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, не хочу, – улыбнулся негенерал.
– И все же… Может, вам опять не понравится? К тому же завтра… Вдруг они туда снова пойдут? После завтрака? И опять хихикать будут – я же слышала, не маленькая, поняла, над чем… А я им в их персональных умывалках так же, как тут, устроила. И вам в номере тоже. Давайте поглядим. Ведь если что опять не так, я смогу, наверное, успеть переделать. До утра время еще есть. Надо, чтоб без сучка все прошло, а то и вправду подумают, что мы дикие.
– Ну ладно, – согласился Васнецов.
Как-то случилось, что ближайшей к ним оказалась именно его комната, и они с Марусей вошли в нее и заглянули с инспекционной целью в ванную комнату.
Газеты оказалась заменены на срывы бумаги из близлежащей типографии – девственно чистые, не обезображенные свинцовыми отпечатками букв и фотокарточек.
– Я в райцентр за ней посылала, – похвасталась Маруся. – Главного редактора «Ленинского знамени» с постели подняли.
– А специальная туалетная бумага где? Ведь именно ею, знаете ли, сейчас пользуются на Западе?
– Я обзвонила все склады Владивостока, Хабаровска и Комсомольска, – с готовностью доложила девушка. – Нигде нет ни одного рулончика. А из Москвы, даже спецсамолетом, все равно завезти не успели бы.
– Ладно, сойдет пока и так, – советнику Брежнева ничего не оставалось делать, кроме как скупо похвалить старшего лейтенанта. – Но теперь ты понимаешь, что в нашем деле мелочей не бывает?
– Так точно!
– И чтобы к нашей поездке все было исправлено!
– Слушаюсь, Петр Ильич. А разрешите спросить?
– Спрашивайте.
– Битлы точно по стране поедут?
– А вот это пока не ваше дело, – нахмурился товарищ Васнецов.
– Виновата.
– Ничего. Молодец, что стараешься.
От похвалы девушка зарделась, а потом указала на два вафельных полотенца, висящие рядом с умывальником: «Вот».
Васнецов хотел было сказать, что ценит, когда работники умеют не просто признавать свои ошибки, но и оперативно исправлять их. Однако пристально глянул на подчиненную – а она… Она смотрела на него так откровенно, со столь очевидным вызовом, загородив своим телом выход из тесной ванной, что Петру Ильичу просто ничего не оставалось делать, кроме как обнять обеими руками девушку за талию. Та чуть задрожала, но одновременно и обмякла в его объятиях.
– Ох, я так волновалась из-за своих ошибок, – промолвила она и преклонила голову на грудь Васнецову. Снизу вверх глянула на него зовущим и все разрешающим взглядом – и тот, разумеется, поцеловал ее.
…Поэтому не только по-английски шептали голоса в ту ночь в комнатах генеральского домика. В одной из них, не стесняясь, говорили по-русски и даже стонали, взрыкивали, задыхались. И наплевать на прослушку – Васнецов хорошо знал советские повадки – если не рушится семья и нет заявлений в партком, блуд не только возможен, но порой необходим для установления более тесных контактов внутри трудового коллектива. А Маруся вообще воспринимала постельные рапсодии с вышестоящими начальниками как средство номер один для заглаживания собственных ошибок и продвижения по службе. А с Петром Ильичом (теперь – с Петенькой) ей вообще повезло: шутка ли, из Москвы, из ЦК, личный помощник самого Брежнева! Да он такое ускорение может ей придать – полетишь на седьмое небо, на околоземную орбиту!
– Милый, какой же ты сильный, – поэтому шептала она, – какой красивый…
Те же персоны, то же место
А время – пятью часами позднее
Не зря, ох, не зря крутились в ту ночь в гостевом домике Комсомольска-17 гэбэшные магнитофоны! Много, очень много интересного они записали – не слыханного в комнатах, где маршалы останавливались и главкомы, а вот музыканты, тем более англичане – до сих пор никогда.
Несся шепот из номера сто четыре:
– Моя дорогая, я буду нежен, аккуратен, я исцелую тебя везде, я подарю тебе радость, одну ее, только ее, ну, вот видишь, как хорошо, только радость, только любовь и ничего, кроме любви!..
Ему вторила комната сто один:
– Я заберу тебя с собой, мы будем вместе под небом Альбиона бродить под шотландскими дождями и по Тауэру, и загорать на Брайтоне, и поедем на Лазурный Берег, и в столицу хиппи Сан-Франциско, и я представлю тебя королеве, и ты, только ты, будешь моей королевой…
А в то же самое время Аксинья из штаба докладывала Рыгину:
– Они легли.
И Рыгин решил, что делать, и отважился действовать – совершил отчаянный поступок – эх, грудь в крестах или голова в кустах! – набрал по «вертушке», напрямую, номер Устина Акимовича Навагина, члена Политбюро, личного друга Генерального секретаря. Сейчас в Москве шесть вечера, будем надеяться, он в кабинете – а потом не забудет его, верного владивостокского служаку.
– Устин Акимыч, это полковник Рыгин, начальник УКГБ Приморья. Я решился побеспокоить вас в связи с делом чрезвычайной важности. Оно касается вас лично.
– Слушаю.
– Речь идет о вашей внучке, Нине…
– Что с ней?!
– Она жива-здорова, но она в беде.
– Что с ней? Почему Владивосток?! Она же в Киеве, на экскурсии!
– Никак нет, товарищ член Политбюро!
И далее открытым текстом: операция «Моряк», Васнецов, буржуазные музыканты, дом приемов, девочки, объятия…
– Что?! – взревел Устин Акимыч, потребовал подробностей – кто и почему позволил, а потом бросил трубку и стал звонить лично Леониду Ильичу.
Прошло сорок с лишним лет
Наши дни
Синичкин Павел Сергеевич
– А что было дальше?
– Дальше… – старый партаппаратчик слегка завис. – Что было дальше…
Мы на самой малой скорости прогуливались с ним по асфальтированным дорожкам дачного поселка Щербаковка, где он доживал свой век. Кажется, восьмидесятичетырехлетний старец обрадовался возможности излить душу и разоткровенничался.
– Мне Леонид Ильич под утро позвонил прямо туда, в домик… Он был страшен в гневе… И до конца жизни так меня и не простил. Но и не преследовал, слава богу. Хороший был человек. И мудрый.
Внешняя канва жизни Петра Ильича была мне известна. В шестьдесят девятом его вывели из аппарата ЦК. Он стал трудиться на незначительных партийных должностях. Потом дослужился-таки снова до загранки – его отправили в представительство СССР при ООН. Однако настоящую карьеру Васнецов сделал уже при Горбачеве. Короткое, самое последнее время существования партии был даже членом Политбюро. С 1991 года – персональный пенсионер. Дачу у него не отобрали.
