Книга Мореплаватели XVIII века - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на все предосторожности и на строгость наказаний за кражу алмазов, они служат предметом безудержной контрабанды. Но это не единственная доходная статья, и Бугенвиль приводит расчет, показывающий, что за покрытием расходов на содержание войск, на жалованье чиновникам и всех издержек по управлению колоний доход португальского короля, получаемый им из Бразилии, превосходит десять миллионов ливров.[63]
Во время плавания от Рио-де-Жанейро до Монтевидео не произошло никаких событий; но на Ла-Плате во время шторма судно «Этуаль» столкнулось с испанским кораблем, который сломал ему бушприт,[64]решетчатый помост на гальюне и часть такелажа. Эти повреждения и вызванное сильным толчком усиление течи заставили Бугенвиля подняться вверх по течению реки в Энсиньяда-де-Бараган, где было легче, чем в Монтевидео, произвести необходимый ремонт. Только 14 ноября удалось покинуть Ла-Плату.
Тринадцать дней спустя оба корабля очутились в виду мыса Кабо-Вирхенес у входа в Магелланов пролив, в который вскоре они и вступили. Пролив Первый прошли без затруднений и бросили якорь в заливе Буко, где человек десять офицеров и матросов высадились на берег.
Вскоре они свели знакомство с патагонцами и обменяли несколько безделушек, представлявших в глазах тех большую ценность, на шкуры вигони[65]и гуанако. Туземцы были высокого роста, но ни один из них не превышал шести футов.
«Непомерными мне в них показались, – пишет Бугенвиль,- ширина плеч, величина головы и толщина конечностей. Они коренасты и хорошо упитаны; мышцы у них твердые и крепкие; это люди, которые, живя на лоне природы и употребляя полную живительных соков пищу, достигли высшей степени развития, на какую способны».
Расстояние от пролива Первого до пролива Второго составляет примерно шесть, семь лье. Пролив Второй, также пройденный благополучно, имеет в ширину всего полтора лье и в длину около четырех. Кораблям вскоре встретились острова Сен-Бар- тельми и Элизабет. На второй из них французские моряки высадились, но не обнаружили там ни дров, ни воды. Это абсолютно бесплодная земля.
Начиная оттуда, американский берег пролива изобилует лесом. Хотя первый трудный этап был пройден благополучно, Бугенвилю пришлось, однако, проявить в дальнейшем много терпения. В самом деле, отличительная особенность здешнего климата состоит в том, что колебания атмосферного давления происходят очень быстро, и невозможно предусмотреть неожиданные и опасные смены погоды. В результате происходят аварии, которые нельзя предупредить; они задерживают движение кораблей, а подчас заставляют приставать к берегу для ремонта.
Залив Гюйо-Дюкло представляет собой прекрасную якорную стоянку, где на глубине шести, восьми саженей имеется хорошее дно. Бугенвиль остановился там для того, чтобы наполнить несколько бочек водой и попытаться раздобыть немного свежего мяса; но диких животных ему попалось мало. Затем была произведена топографическая съемка мыса Сент-Анн. Там в 1581 году испанский капитан Педро Сармьенто основал колонию Вилья-Фелипе. В предыдущем томе мы уже рассказывали об ужасной катастрофе, из-за которой это место получило название «Пуэрто-Хамбре» (бухты «Голодной»).
Французские моряки обнаружили затем ряд заливов, мысов и гаваней и сделали несколько остановок. То были залив Бугенвиль, где произвели ремонт корпуса «Этуаль», мыс Форуорд, представляющий самую южную оконечность Патагонии, залив Каскейд на Огненной Земле, являющийся идеальной стоянкой для мореплавателей благодаря своей безопасности, удобству и легкости снабжения дровами и водой. Все эти гавани, открытые Бугенвилем, ценны тем, что дают возможность выгодно лавировать при огибании мыса Форуорд – одного из самых неприятных для мореплавателей мест, где их обычно встречают порывистые противные ветры.
Первые дни 1768 года французские моряки провели в бухте Фортескью, в глубине которой находится гавань Галан. Отвратительная погода, не идущая ни в какое сравнение даже с самыми плохими днями парижской зимы, задержала экспедицию больше чем на три недели. Здесь моряков посетила группа жителей Огненной Земли, решившихся подняться на корабли.
«Их уговорили петь, – сообщается в отчете,-танцевать, послушать игру на музыкальных инструментах, а главное, поесть, что они сделали с большим аппетитом. Им все нравилось: хлеб, солонина, говяжье сало; они пожирали все, что им давали… Они не проявили никакого удивления при виде кораблей и разнообразных предметов, которые им показывали; это, конечно, объясняется тем, что нужно обладать некоторыми элементарными знаниями для того, чтобы приходить в удивление от изделий, знаменующих торжество человеческого ума. Дикари относились к высочайшим достижениям техники так же, как они относились к законам природы и их проявлениям… Здешние туземцы маленького роста, некрасивые, тощие, и от них исходит невыносимая вонь. Они ходят почти голые; вся их одежда состоит из жалких тюленьих шкур, слишком маленьких, чтобы в них можно было завернуться. Эти дикари живут в хижинах, посреди которых поддерживается огонь, и спят вповалку, мужчины, женщины и дети вместе. Питаются они главным образом ракушками; впрочем, у них имеются собаки и силки, сделанные из китового уса… В общем они, как видно, вполне безобидные люди, но такие жалкие, что лучше было бы не иметь с ними никакого дела… Из всех дикарей, каких мне приходилось видеть, огнеземельцы самые обездоленные».
Печальное событие омрачило стоянку в здешних местах. На корабль явился ребенок лет двенадцати, и ему дали кусочки стекла и зеркала, не подумав о том, какое он может найти им употребление. У туземцев существует, должно быть, привычка засовывать в рот в качестве талисмана куски меда. Мальчик, конечно, пожелал проделать то же самое и со стеклом; и вот, когда французы сошли на берег, они увидели, что у мальчика ужасная рвота и он харкает кровью. Глотка и десны у него были порезаны и из них текла кровь. Несмотря на заклинания и на лечение колдуна, заключавшееся в яростном растирании шеи-
а может быть, именно из-за слишком энергичного массажа – ребенок ужасно мучился и вскоре умер. Это послужило для огнеземельцев сигналом к поспешному бегству. Они, несомненно, боялись, что французы могут напустить на них порчу, и они все умрут такой же смертью.
16 января Бугенвиль вышел из гавани Галан; во время попытки подойти к острову Руперт «Будэз» подхватило течением, и корабль очутился в полукабельтове от берега. Немедленно брошенный якорь сломался, и так как с земли не было ни малейшего ветерка, фрегат сел на мель. Пришлось вернуться в гавань Галан. Это оказалось очень кстати, так как на следующий день налетел страшный ураган.