Книга По прихоти судьбы - Джулия Тиммон

Категорично качаю головой.

— Уходи немедленно. Лучше не травить ей душу прощальными сценами.

— Ты не можешь запретить мне проститься с ней… — бормочет Дэниел, обжигая меня отчаянным взглядом. — У нас свои отношения, мы друг другу дороги…

— Я мать Лауры. Понимаешь, мать?! И пока что полностью за нее в ответе! Мой святой долг ограждать ее от бед, хотя бы от тех, от которых могу.

Дэниел медленно поднимается, делает шаг в сторону двери, приостанавливается и смотрит на меня потухшим взглядом.

— Но что ты ей скажешь? Как объяснишь?

— Что-нибудь придумаю, — отвечаю я, не намереваясь уступать.

— Тоже станешь лгать?

— Это будет святая ложь. Ложь во спасение.

— Моя ложь тоже была во спасение, — уже почти ни на что не надеясь, говорит Дэниел. — Я тоже…

В приступе гнева вскакиваю с кресла.

— Или ты сейчас же уйдешь, или я позову Лауру и Брэда и расскажу им всю правду! Потом мы выставим тебя все вместе, выгоним в три шеи!

Дэниел, не добавляя больше ни слова, уходит, а я падаю на диван и даю волю потоку слез, из-за которых уже не могу дышать.

— Мама?

Поднимаю голову и вижу испуганную Лауру. В ее руках симпатичный деревянный домик, который они собрали из отдельных деталей вместе с Дэниелом. Это он подарил ей сегодня конструктор.

— Ты плачешь? — У Лауры изгибаются бровки — она сама готова залиться слезами. — Почему?

Я рыдала бы еще битый час, не будь рядом дочери, но ради ее спокойствия должна немедленно прекратить. Сажусь, вытираю щеки и изображаю на лице улыбку.

— Да, я немного поплакала… — тут уж не соврешь, — потому что… у меня вдруг разболелась голова.

— Из-за чего? — спрашивает Лаура, и ее брови расправляются. Головная боль небольшая беда, особенно по мнению здорового жизнерадостного ребенка, еще не ведающего, что это такое.

Пожимаю плечами.

— Не знаю. Просто разболелась и все. Но теперь уже не болит.

Лаура забирается ко мне на колени, осторожно ставит рядом на диване свой домик и заботливо проводит по моему лицу ручками.

— Ты отдохни, не волнуйся…

С улыбкой киваю.

— Постараюсь.

Лаура обнимает меня за шею, прислоняется к моей щеке своей щечкой, и в эту минуту мне кажется, что никто третий нам вовсе не нужен.

Она внезапно спохватывается и отстраняется.

— А Дэн где?

Начинается самое ужасное. Быстро решаю про себя, что, дабы тоже не погрязнуть во лжи, надо выдумать что-то нейтральное, неоднозначное, что при случае можно в зависимости от обстоятельств интерпретировать по-разному. Лаура спрыгивает с моих колен и берет домик.

— Брэд сказал, что, если этот дом будет стоять на одном месте, можно сделать в нем настоящие лампы. Тогда я буду включать свет! Надо рассказать про это Дэну, он обрадуется!

Беру Лауру за руку и привлекаю к себе.

— Дэн уехал, золотце.

— Куда? — удивленно спрашивает она.

— По делам или домой, — неопределенно говорю я. — Точно не знаю.

Лаура, уже чувствуя по моему тону, что стряслось нечто неприятное, растерянно моргает.

— Но ведь он сказал, что сегодня сам уложит меня в кровать и пожелает приятных снов.

— Понимаешь, иногда случается такое, из-за чего приходится менять все свои планы, даже если совсем этого не хочешь.

Лаура, естественно, ничегошеньки не понимает.

— Значит, сегодня он больше не вернется? — снова с испугом спрашивает она.

Качаю головой.

— Нет.

— А завтра?

— И завтра нет.

У Лауры дрожат губы, и для меня ее страдание нож в сердце.

— А когда?! — требует она со слезами в голосе. — Когда же он приедет ко мне?!

Сейчас можно было бы и солгать или немного схитрить — сказать, что Дэниел не уточнил, в какой день вернется. Но я лишь обнимаю ее за плечики и бормочу:

— Доченька, кутик мой… понимаешь…

Лаура с силой вырывается, прижимает к себе домик, точно верный щит, и, глядя на меня почти с ненавистью, от которой мне делается совсем тошно, кричит:

— Он больше вообще не приедет, да?!

Вместо ответа я тяжело вздыхаю.

— Это ты, ты с ним поругалась! Ты его выгнала! — бросает мне в лицо дочь, и по ее щечкам уже текут слезы.

— Лаура, ты просто ничего не знаешь…

— Нехорошая! Вы оба!.. Он же обещал!.. — Она срывается с места и с громким плачем бежит к себе в комнату.

Уже делаю шаг вслед за ней, но останавливаю себя. Что я ей скажу? Сейчас мы обе в таком состоянии, что мне не удастся изобрести удачную ложь, а Лаура ни во что не поверит и конфликт лишь обострится.

Надо дать ей возможность выплакаться и остыть, говорю себе я. И самой не мешает прийти в норму. Если это возможно. Смотрю на семейные фотографии, вспоминаю беседу с Джойнером, последние минуты с Дэниелом и, как Лаура, задыхаюсь от боли и досады.

Последние минуты… Один вместо другого… Жизнь и смерть, надежды и их крушение…

Глаза опять застилает пелена слез, и я снова рыдаю, но теперь стоя и почти беззвучно.

Промаявшись полночи без сна, все пытаясь что-нибудь понять, найти в хитросплетении событий хоть малейший смысл, просыпаюсь с ватной головой и насилу разлепляю опухшие веки. Смотрю на часы. Почти десять. Давненько я не вставала так поздно.

Плетусь на кухню выпить кофе, чтобы скорей прояснить сознание и вспомнить, какие меня ждут дела, и тщетно пытаюсь отделаться от ощущения трагической безысходности. Кажется, мне страшно чего-то не хватает. Чего-то или кого-то? — спрашиваю у себя я. Ричарда или Дэниела?..

Сколь цинично-насмешливой и безжалостной порой бывает жизнь! Я люблю их обоих, но Ричарда уже нет, а Дэниел — тот, кто должен был умереть вместо моего мужа. В своей дурацкой задумчивости я напрочь забываю, что пришла взбодриться чашкой кофе, достаю из выдвижного ящика спички, хоть мы давно пользуемся зажигалкой, подхожу к плите, чиркаю спичкой и держу ее пальцами до тех пор, пока к ним не подбирается огонь. Проклятье!

Дую на спичку, потом на слегка обожженную кожу и радуюсь тому, что хотя бы не включила газ и не устроила взрыв. Наклоняю голову над раковиной, включаю холодную воду, подставляю затылок под серебристую струю и стою так, пока озноб не разбегается по всему телу.

Выключаю воду, отжимаю волосы, достаю из буфета полотенце и обматываю им голову. Прислушиваюсь. Из детской не раздается ни звука. Неужели и Лаура до сих пор спит? Может, это оттого, что она уснула вчера вся в слезах?