Книга Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

— Мама и папа меня убьюууут! — Взвыла несчастная крашеная дурочка.

— Это ещё ничего. Папа с мамой до смерти не убьют. А вот если вы тут ещё посидите — так вас просто посадят. Потому что рано или поздно Всё Сущее вас не пожалеет. Вас — и того человека, который из-за вас погибнет. И потом, ваш гиппокамп всё равно не сможет освоить необходимый для танатолога объём информации. Даже не пытайтесь. Лучше сосредоточьтесь на карьере тета-целительницы.

Возможно, кто-то сочтёт это несправедливым, но Мальцева не просто уволила Наталью Андреевну Головченко. Она уволила её с волчьим билетом. Возможно, Регина Абуярова уже достигла невероятнейших высот по воссоединению со Всем Сущим необразованных несчастных дурочек, не отличающих энцефалограмму от вороны, гиппокамп от табуретки, не говоря уже об отличиях гнойного периостита от экссудативного выпота.

На Мальцеву даже пытались наехать. Видимо, у мамы и папы Натальи Андреевны Головченко были какие-то концы. И Татьяна Георгиевна не смогла отказать себе в удовольствии устроить Регине Абуяровой показательный экзамен в присутствии квалификационной комиссии, прежде присвоившей девице первую врачебную категорию. Она так и не смогла ответить, что такое лимбическая система. Даже связь со Всем Сущим не помогла. Или же Регина-Наталья так и не научилась пользоваться тета-ритмом. Так и о чём тогда, в сущности, речь?! Председатель комиссии попытался вытащить Наталью Головченко, спросив её, что такое танатология.

Но она обиженно промолчала.

Министерство пересмотрело состав комиссии.

Волны от тета-ритмов Татьяны Георгиевны пошли знатные. Уж если она на чём сосредотачивалась!.. Создатель Всего Сущего ей, конечно, был недоступен. Но кое-что по мелочи мы можем и сами создавать. После предварительной расчистки строительной площадки.

А на заведование патологоанатомическим отделением пришёл отличный специалист, танатолог-универсал, доктор медицинских наук — причём реальный, а не дутый, — Василий Александрович Майков. Хромая старуха отказалась вернуться к заведованию. Увлеклась внуками. Но милостиво согласилась быть консультантом на полставки.

Татьяна Георгиевна как раз представляла нового заведующего другим заведующим и своим заместителям, когда в кабинет ворвалась тощая злая девчонка, за руку которой держались перепуганные насмерть мальчик лет пяти и девочка лет трёх. Мальчик крепко вцепился в мамину руку одной ладошкой, а другой крепко держал ручку сестрёнки. Тощая злая девчонка прорвалась мимо всемогущей Людмилы Прокофьевны, могущей остановить, казалось, поезд. Щека секретарши была оцарапана, причёска — сбита. Дети девчонки были бледны и даже не плакали. Им было так страшно, что сил на слёзы уже не осталось.

— Мне нужен главный врач этой долбанной больницы! — Яростно визжала девчонка.

— Я — врач этой долбанной больницы, — сказала Татьяна Георгиевна. Очень тихо сказала. Но так сказала, что даже Людмила Прокофьевна посмотрела на неё с уважением.

С уважением администратора к администратору.

Кадр пятьдесят третий

Можно ли спасти?

— Вы пугаете своих детей. — Спокойно продолжила Татьяна Георгиевна. — Это же ваши дети?

— Мои! Мои! И я уже третью неделю не могу получить протокол вскрытия их отца!

— Мамочка! Мамочка! — Захныкала девочка. — Когда вернётся папочка?!

— Сонечка, папочка на небе, — заботливо прошептал пятилетний мальчишка. — С неба не возвращаются.

— Людмила Прокофьевна, — обратилась Мальцева к секретарю. — Присмотрите, пожалуйста, за детьми. Пока мы с…

Она вопросительно посмотрела на злую тощую девчонку.

— Анна Стеценко! — всё ещё раздражённо буркнула та, хотя, по всей видимости, стала успокаиваться.

— Пока мы с Анной Стеценко разберёмся с её… ситуацией.

Мальчишка вопросительно посмотрел на мать. Она кивнула. Он отпустил её руку, и, не выпуская из ладошки ручку сестры, пошёл за Людмилой Прокофьевной.

— Чай с конфетами будете? — уточнила секретарь, увлекая детишек за собой.

— Я уже и кофе пью! — Прогудел малыш, стараясь говорить басом.

— Ишь ты! Кофе! — Усмехнулась Людмила Прокофьевна.

— Я теперь единственный мужчина в семье. А мужчине положено пить кофе.

Дверь за ними закрылась.

— Присаживайтесь, Анна Стеценко, — Татьяна Георгиевна указала на свободный стул. — Рассказывайте.

Анна не заставила себя долго упрашивать и плюхнулась в кресло с выражением лица обиженного ребёнка.

— Что рассказывать?! Вот эта грымза всё знает! — И она неинтеллигентно ткнула пальцем в направлении начмеда по терапии.

«Эта грымза» никакой грымзой не была. Как-то раз Панин не то в порыве отчаяния, не то в желании что-то доказать Мальцевой, несколько раз с ней переспал. Как раз тогда он ушёл от Вари. Мальцевой он был без нужды. А новый начмед по терапии внешне очень походил на его ненаглядную мучительницу Татьяну Георгиевну Мальцеву. Начмед по терапии по секрету всему свету раструбила о своём (как она считала) романе с Семёном Ильичём Паниным и уже собралась разводиться с вялотекущим мужем, как эта гадкая Танька Мальцева захомутала Сёму обратно, неизвестно ещё чьего на самом деле ребёнка ему подсунув. Такая у начмеда по терапии была версия. Очень часто бывает, что люди похожи снаружи — да и изнанка одинаковая. А вот характер, интеллект, эмоции… Душа, в общем.…

Всё это не мешало Елене Борисовне Стахович быть прекрасным заместителем главного врача по лечебной части. И неплохим врачом-терапевтом. Она, конечно, не слишком обрадовалась, узнав, кто назначен главным врачом. Но сучка Мальцева была так безупречна в своём поведении, что Елена Борисовна испугалась, что слухи до Таньки не дошли. И как-то раз, после обсуждения лечебных вопросов, задержалась у неё в кабинете.

— Татьяна Георгиевна, я надеюсь, ничто не… не омрачит нашу совместную работу.

— Я тоже очень на это надеюсь. Более того — уверена! Вы прекрасный специалист. — Лучезарно улыбнулась «сучка».

Непробиваемая! Елене Борисовне пришлось пойти на крайние женские меры.

— Даже то, что у меня с вашим мужем был… роман? — вкрадчиво-змеино произнесла она, понизив голос до конспиративного. Как будто хоть кто-то мог хоть что-то расслышать за этой дубовой дверью. Или как будто хоть что-то могла не знать Людмила Прокофьевна о происходящим за этими дверьми.

— Ах, это! — Радушно улыбнулась Татьяна Георгиевна. — Никоим образом не помешает. У меня с моим нынешним мужем тоже был роман. Длиною в почти тридцать лет. Без трёх.

— Вам можно только позавидовать! — Никак не могла угомониться Стахович, обиженная таким безупречным умением держать удар.

Кстати, она ошибалась. Мальцева не умела держать удар. Она просто не замечала ударов. Попробуйте поколотить воду.