Книга Искушение и разгром - Семен Лопато
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда поедешь?
— В «Олимпийский». Вышел третий том Дельбрюка.
Жена уверенно покачала головой:
— Этого не может быть. — Она была в курсе дела.
— И тем не менее.
— Ну-ну. С Николаем?
— С кем же еще. Нас, таких психов, в Москве всего двое. Если б издательство догадалось выпустить эту книгу тиражом в два экземпляра, план по реализации был бы выполнен гарантированно. Тираж просто смели бы с прилавков.
Жена при воспоминании о Николае на секунду задумалось, придя в своих размышлениях к тому единственному вопросу, который она могла задать:
— Он еще не женился?
— Нет. Он дал зарок — пока не выйдут все семь томов, об этом не может быть даже разговора.
— Мужчинам лишь бы повод найти.
— Тем не менее. Если третий том действительно вышел, можешь считать его наполовину помолвленным.
— «Наполовину помолвленным», это неплохо звучит.
— Ему бы тоже понравилось.
Получив от жены наставления, какие продукты купить на обратном пути, Сергей покинул квартиру.
Встретившись на площадке у входа в метро, они не спеша двинулись к спорткомплексу. Увидев издали колоссальную очередь к кассам, Николай философски приподнял брови:
— Что-то здесь сегодня как-то слишком много народу. Ты не находишь?
Сергей серьезно покивал:
— Очевидно, весть о выходе Дельбрюка распространилась мгновенно.
Отстояв несколько минут в быстро двигавшейся очереди и проникнув внутрь, они стали проталкиваться через толпу к известному им обоим лотку, торговавшему философской и исторической литературой. Добравшись до него, они задали вопрос о Дельбрюке. Продавщица, соображая, долго смотрела на них.
— В следующем месяце должен выйти, — произнесла она наконец.
Изобразив на секунду в урезанном варианте немую сцену из «Ревизора», они в замешательстве отступили от прилавка. Рядом находился один из входов в спорткомплекс, просторная площадка между двумя рядами стеклянных дверей, где контролеры проверяли у входящих билеты. Там, отделившись от толпы, они встали в углу, и Николай закурил.
Разогнав рукой дым, он с видом полководца, с трудом признающего свое поражение, поднял глаза на Сергея.
— Да, честно тебе скажу, такого я не ожидал.
Сергей усмехнулся:
— Надеюсь, ты не будешь подвергать репрессиям честную женщину, плохо разбирающуюся в немецких фамилиях?
Николай, затянувшись, покрутил головой:
— Все-таки меня интересует, кого именно она приняла за Дельбрюка.
— Как говорил Атос, легче тебе от этого будет?
— Да, ты прав. Это уже не изменит ничего.
Не сговариваясь, они посмотрели на шевелящуюся толпу.
Сергей искоса взглянул на Николая.
— Нам здесь еще что-нибудь нужно?
— Да вроде нет.
— Пойдем?
— Сейчас. Только докурю.
Оба несколько по-детски расстроенные неудачей, они на некоторое время замолчали. Привалившись плечом к стене, Сергей задумчиво оглядел бескрайние ряды книжных прилавков.
— Да, занятная ситуация. Море книг, а читать нечего.
Николай усмехнулся:
— Все относительно. Честный советский книголюб семидесятых годов, увидев все это, наверно, лишился бы чувств — на манер гумбольдтовского персонажа, за секунду перенесенного из Сибири в Сенегал. Знаешь, в чем наша беда? Мы с тобой не книголюбы.
— Это точно. И никогда нам ими не бывать.
Отлепившись от стены, они вышли из спорткомплекса.
— Слушай, ты не находишь, что это какая-то дикая ситуация? Историческое сочинение завершено семьдесят лет назад, а мы ждем его том за томом, как роман с продолжением в журнале.
— Остается только примириться, — Сергей философски развел руками. — Что ж, видно, мы так и не узнаем, как сложились дальнейшие судьбы героев. А это было бы так поучительно. На чем там кончился второй том — на Велизарии и готах? История прекратила течение свое. Хотя, с другой стороны, ничто не ново под луной, нечто подобное уже было. Помнится, в самом начале перестройки, когда в разгаре была мода на нравственность, какой-то из толстых журналов вдруг начал печатать с продолжением Евангелие от Матфея. Точно так же, из номера в номер. Особенно хороши были примечания в конце каждой публикации — «продолжение следует».
— Ну да, — Николай понимающе кивнул. — Тут важно было прервать на самом интригующем пассаже. «Взгляните на птиц небесных. Не сеют, не жнут, а…» Продолжение следует.
— Так и было. Кажется, даже было примечание, что автор репрессирован.
— Слушай, я, конечно, не склонен считать творение Дельбрюка богодухновенной книгой, но должен же быть у этих издателей страх божий? Или «в следующем месяце выйдет» — это у книготорговцев такое идиоматическое выражение, типа «до греческих календ», которое означает, что книга не выйдет никогда?
— Видимо, следует относиться к этому философски. Ладно, утешимся тем, что два тома у нас все-таки есть. В конце концов, сочинения Аппиана и Тацита тоже дошли до нас не полностью.
Сойдя с бетонированного возвышения перед спорткомплексом, они пошли по площади мимо церкви. Сергей с любопытством оглядел валившие мимо толпы людей, явно направлявшихся на ярмарку.
— Слушай, а что сейчас вообще читают нормальные люди?
— Понятия не имею. Сам я давно уже ничего не читаю. Остается лишь догадываться.
— Ладно, — Сергей махнул рукой. — Будем по крайней мере утешаться тем, что отечественная культура по-прежнему остается книжной.
— А что толку? Раньше книги покупали, чтобы поставить на полку, а сейчас — чтобы прочитать и выбросить. Вопрос, что лучше. В принципе, мы стремительно идем к тому же положению вещей, что и в Америке, где книга, как и презерватив, является предметом одноразового использования. Так сказать, наша перспектива — безопасное чтение.
— Может, ты и прав. — Молча пройдя несколько шагов, Сергей констатирующе мрачно взглянул вокруг: — А Дельбрюка у нас все равно нет.
Подойдя к проспекту, внезапно поняв, что им некуда больше идти, они остановились, разглядывая окрестности. Из-за туч внезапно проглянуло солнце, на асфальт легли разом погустевшие тени. Сергей недружелюбно взглянул в его сторону.
— Солнце зачем-то появилось…
Николай понимающе кивнул.
— Да, это не солнце Аустерлица.
Наплывшая туча погасила краски. Глядя на мгновенно потускневшую улицу и фигуры прохожих вокруг, на внезапном переломе настроения Сергей задумчиво взглянул мимо Николая.
— Слушай, Аустерлиц же был в декабре. Моравская возвышенность, снег, пруды подо льдом. Что там Толстой напридумывал про высокое синее небо? Ты когда-нибудь думал об этом?