Книга Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов - Андрей Раевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Перлеберге, довольно изрядном городе, достойна внимания колоссальная статуя Роланда, произведение младенчествующей скульптуры. Она стоит посредине городской площади; и статуя, и огромный пьедестал, на котором утверждена она, иссечены из дикого камня.
В Ленцене простился я с Пруссией – и к вечеру того же дня беседовал с добрыми мекленбургцами в Грабовском театре. Городок довольно изрядный, но театр… хуже не видывал я в самых малых уездных городах наших. Но надобно было посмотреть на важные лица зрителей. Главную роль между грабовскими дамами играла жена одного мясника, она считалась здесь первой красавицей, богатство мужа поддерживало это мнение. Вообще в небольших немецких городах мещане имеют весьма значительный вес. Дворяне живут в столицах или деревнях своих, в должности выбираются из городских жителей, следовательно, иногда честность, большей же частью деньги, а не заслуги и чины, дают здесь право на уважение общества. Но всего забавнее надменность этих ремесленников, поневоле вспомнишь комедию Коцебу «Жители малых городов» (Kleinstaedter). Кто не был в Германии, тот увидит в этой комедии весьма близкое изображение образа жизни немецких мещан.
В миле от Грабова находится Людвигслюст, увеселительный замок герцога Мекленбургского. Может ли русский отказать себе в удовольствии посетить места, которые не так давно еще осчастливлены были пребыванием прекрасной и добродетельной сестры всеми любимого императора Александра! Не знаю, что чувствовали другие, но мне казалось, что все мекленбургцы обязательно должны быть друзьями нашими потому только, что великая княжна России была несколько времени наследною их принцессой.
Погода была тихая и ясная, слабые морозы, не беспокоя проезжих, поддерживали зимнюю дорогу. Скоро сквозь обнаженные вершины тополей увидели мы великолепный герцогский дворец, который почитается образцом вкуса и изящной архитектуры. Весь городок заключается в двух или трех улицах. Здания не огромны, но милой привлекательной наружности. Кроме дворца ни один дом не оштукатурен, но прекрасная кладка и цвет кирпича делает это совершенно излишним.
Прежде всего хотелось мне видеть гроб Елены Павловны. Шмидт, директор сада, в котором похоронена великая княгиня, встретил нас с редким дружелюбием, пригласил к весьма хорошему завтраку и просил вписать имена наши в книгу посетителей. Я нашел тут много знакомых; уверен, что ни один офицер наш не пропустит случая поклониться праху порфирородной своей соотечественницы. Жена г. Шмидта родом из Лифляндии, считает всех русских дорогими гостями своими и, несмотря на скупость заграничную, не отвыкла еще от хлебосольства прежней родины. Впрочем, и приветливость мужа не казалась нам удивительной, когда мы узнали, что он жил несколько лет в России. Г. Шмидт обязал нас весьма много, взяв на себя труд показать достойное любопытства в саду герцога Мекленбургского.
Без всякого внимания обратили мы глаза на небольшую четвероугольную беседку.
– Здесь покоится прах Елены Павловны! – сказал наш спутник; при этих словах новое чувство родилось в душах наших. Не с простым уже любопытством смотрели мы на белые, ничем не украшенные стены павильона: они освятились, заключая в себе остатки, толико драгоценные для пламенно ее любившего супруга, для людей, которые имели счастье наслаждаться ее дружбой и благодеяниями, для всех, умеющих отдать справедливость беспримерной ее кротости, благородному сердцу, уму и добродетели. Над входом изображено золотыми буквами: HELENA PAWLOWNA. Мы вошли во внутренность, увидели два гроба, алым бархатом с золотой бахромой обитые. Перед одним горела лампада и в небольших жертвенниках рассыпаны были душистые травы и цветы… В нем почивает дочь Марии, во цвете нежного возраста похищенная неумолимой смертью. Едва она стала супругой и матерью – жестокая судьба обрекла ее быть виновницей слез страдания существ, наиболее любезнейших для души ее; едва познакомилась со счастьем семейным, со сладостным чувством благотворения – скорбь оставила она в наследие семейству, вечное сетование облагодетельствованным ею сиротам и старцам. Я не могу изъяснить различных чувств, теснивших грудь мою при горестном зрелище, которое напомнило мне ненадежность земного счастья и величия. Знаменитая отрасль могущественных венценосцев России, в блеске красоты, осыпанная всеми дарами природы, оставляет шумный, великолепный Двор повелителей севера (где все блаженство суетного мира было сосредоточено для ее души и сердца), оставляет обожаемое семейство, дабы в объятиях любви и дружества насладиться новым, верховным счастьем быть супругою и матерью, дабы озарить радостью тихий уголок на берегах Немецкого моря, и сама судьба, толико завистливая к счастливцам сего света, не смела обратить на нее ядовитых стрел своих, чиста была душа ее, подобно тихому, безоблачному небу весеннему. Супруг едва верил своему блаженству, нежные младенцы радовали уже прелестным лепетанием своим ангельскую душу матери, и злополучие, сопутствующее человеку на тернистом пути его жизни, бежало от мест, озаренных благотворениями и присутствием благородной внучки бессмертной Екатерины, – одна секунда… и счастье настоящего и прелестные надежды в будущем исчезли! Так! Но гроб, заключающий бренную одежду души добродетельной, есть безгласный, но самый верный, красноречивый наставник любимцев фортуны, предназначенных управлять жребием себе подобных. Как злак польный, иссушенный и рассеянный бурным ветром, исчезает жизнь и память людей обыкновенных; великие земли живут и по смерти своей. Страх и трепет объемлет душу странника, который приблизится к гробу Нерона или Чингисхана; новый пламень благородного честолюбия возгорится в сердце великодушного гражданина, воззревшего на утесы Термопильские; какой изверг не почувствует стремления к добродетели, стоя у гроба нежной благотворительницы человечества?.. Грозный метеор в гибельном полете своем освещает царства и народы, в безмолвном ужасе и оцепенении взирают на него смертные; опустошенные нивы, леса листьев обнаженные, знаменуют следы его; с содроганием говорит о нем дед юным внукам своим, радостно смотрит оратай на веселые поля, благотворным вешним дождем напоенные. Безумен, кто захочет быть метеором своего века!.. Лесть бежит надгробного кипариса, потомство беспристрастно! Не увядает ароматный дерн на могиле друзей человечества – слезы благодарности оживляют его; хищные звери блуждают около места, где тлеют забвенные кости жестокого тирана!
Таковы были мысли мои, взирая на скромный гроб Елены Павловны. Другой, возле стоящий, приготовлен для наследного принца, печальный супруг желает даже и по смерти быть ближе к обожаемой супруге. Два стиха из Клопштока, изображенные над колоннами, разделяющими внутренность комнаты, изъясняют это желание чувствительной души его. Чистая, покойная лестница ведет в небольшую, греко-российского исповедания церковь. Ни живопись, ни украшения не имеют ничего изящного; все просто, все показывает, что не тщеславие, а истинная вера воздвигла храм этот. В нем совершаются поминовения; по моему мнению, нельзя было найти места приличнее для отправления сего обряда, столь торжественного, столь трогательного для каждого христианина! Горестный вид смерти сильнее всего возбуждает набожность нашу, мысль о ничтожности смиряет гордыню человека, преклоняет его к смирению и добродетели. Мне кажется, что только в древних храмах, ступая по гробам праотцев, сердце наше отверзто истинному благоговению; в новейшие церкви приходят большей частью удивляться великолепию зодчества и красотой музыки. Весьма жаль, что нам не удалось слышать русской обедни: бывший здесь священник умер, новый еще не прибыл. Из всех русских, находившихся при великой княгине, осталась одна только женщина, которую видели мы молящейся над прахом своей повелительницы.