Книга Вселенная против Алекса Вудса - Гевин Экстенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У Воннегута про состав атмосферы Титана ничего не сказано.
— Вот как?.. — Я открыл книгу на титульной странице. — Ну да. Книгу издали в пятьдесят девятом, то есть примерно за двадцать лет до того, как «Пионер» и «Вояджер» долетели до Сатурна. Видимо, Курт Воннегут просто ничего не знал про метан.
— Это вообще не имеет значения, книжка не о том. Это художественная литература!
— А-а-а, — протянул я. — Тогда о чем там речь?
Мистер Питерсон терпеливо вздохнул.
— Это история одного богача, которого занесло на Марс, Меркурий и Титан.
— Он первооткрыватель?
— Нет, он жертва череды случайностей.
Я скептически нахмурился.
— По-моему, это притянуто за уши. Вряд ли на эти планеты можно попасть случайно.
— Он случайно попадает в марсианскую армию, потом два раза терпит крушение. Сперва на Меркурии, потом на Титане.
— Как в марсианской армии можно оказаться случайно? Это тоже притянуто за уши.
— Черт, да какая разница, притянуто или нет? Это вообще не о том. Это сатира! Ты понимаешь, что такое сатира?
— Ну, это типа когда насмехаются, но по-умному?
— Не совсем. Слушай, так мы с тобой ни до чего не договоримся. Может, черт возьми, просто прочтешь книгу?
— А вы мне ее дадите?
— Обещаешь бережно с ней обращаться?
— Я всегда бережно обращаюсь с книгами, — заверил я.
— Тогда бери. Все лучше, чем отвечать на твои дурацкие вопросы.
— Мне правда интересно про космос, — объяснил я.
— Да что ты говоришь! А я и не заметил! Только смотри: будешь читать — не зацикливайся на химии.
Я потупил взгляд.
— Серьезно, просто забудь на пару часов про все свои формулы. Понял?
— То есть про метан не думать?
— Забудь про свой чертов метан.
Так мне в руки впервые попала книга Воннегута. Как видите, более или менее случайно.
Мама утверждала, что в наготе нет ничего стыдного, но я почему-то подозревал, что полуголых сирен на обложке она не одобрит. В принципе мне казалось, что я хорошо понимаю мамины правила, но тут вдруг выяснялось, что на самом деле они сложнее, чем я думал. То есть два соска, наверное, прошли бы цензуру, но насчет шести я сильно сомневался. И вообще столько женских грудей сразу наверняка спровоцировали бы не очень приятный разговор. Это я пытаюсь объяснить, почему решил не показывать маме книгу. Я закрылся с ней в тот же вечер и читал до глубокой ночи, а потом еще весь следующий день.
Теперь передо мной стоит задача, которую мистер Питерсон счел невыполнимой: вкратце пересказать сюжет книги. Это безумие. Но я попробую.
Уинстон Найлс Румфорд летит со своим псом Казаком в космическом корабле на Марс и попадает в хроно-синкластический инфундибулум, из-за чего оба оказываются как бы «размазаны» по галактике длинной волной энергии, которая раскручивается от Солнца до Бетельгейзе — это такой красный сверхгигант, «сидящий» на правом плече Ориона, если считать, что тот повернут к нам лицом. Масса тела Румфорда превращается в энергию, однако время от времени он материализуется на Земле, Меркурии и Титане, где рассуждает о природе Бога (Всебезразличного) и делает ряд предсказаний о ближайшем будущем человечества. В одном из них говорится, что богатый землянин по имени Малаки Констант отправится на Марс, потом на Меркурий, а потом на Титан, где сойдется с полубывшей недовдовой Румфорда. Так и происходит. Есть у сюжета и ответвления — про разумного робота-инопланетянина, про гигантских синих птиц и, собственно, про сирен, которые оказываются вовсе не сиренами. В самом конце Малаки Констант замерзает насмерть, но его утешают приятные видения, а Румфорда с псом раскидывает по разным концам Вселенной.
Где-то на середине книги я вроде бы понял, что такое сатира. Это когда о важных вещах говоришь с усмешкой. Но вместо того, чтобы принизить их значение, сатира, напротив, его подчеркивает, делает яснее и удобнее для понимания. Вот, к примеру, в «Сиренах Титана» бойцам марсианской армии вживили в мозг радиочипы, чтобы генералы могли управлять их мыслями и отдавать приказы дистанционно. Возвращая книгу мистеру Питерсону, я спросил, правильно ли я понял, что это сатира.
— В яблочко! — ответил он.
— Но это какой-то странный образ, — заметил я.
— Очень точный образ, — возразил мистер Питерсон. — Примерно в этом весь смысл пушечного мяса. Людей в армии превращают в оружие с дистанционным управлением, сражающееся за отечество.
— Разве плохо служить отечеству? — не понял я.
— Плохо, — отрезал мистер Питерсон. — Служить нужно исключительно собственным принципам. В армии тебе не дадут выбирать, за что ты воюешь, и не будут считаться с твоей совестью. Получил приказ — пошел убивать. Запомни, парень: никогда и никому не доверяй право решать за тебя, какой морали придерживаться.
— Постараюсь, — пообещал я.
Мне ужасно нравилось общаться с мистером Питерсоном. Как ни удивительно, он тоже радовался нашим встречам. То есть он ворчал, что я задаю слишком много вопросов, часто идиотских, но позволял мне приходить по субботам, а иногда и по воскресеньям, печатать новые письма и выгуливать пса. По официальной версии я отбывал повинность, которую мне полагалось нести, пока мистер Питерсон не скажет, что я возместил ущерб, причиненный теплице. Он этого так и не сказал. А через несколько недель мы вообще забыли о каких-то там повинностях. Я просто приходил в субботу, в десять утра, и находил дверь открытой.
В числе прочих причин меня влекло к нему в дом собрание сочинений Воннегута. Мне так понравились «Сирены Титана», что я решил прочитать все книги с третьей полки. Мы с мистером Питерсоном оба считали, что это будет поучительно и полезно для укрепления нравственности.
В общем, закончив знакомство с сиренами и сатирой, я переключился на «Колыбель для кошки» — роман про особый лед, который уничтожает жизнь на Земле. Затем я взялся за «Бойню номер пять» — про путешествие во времени и бомбардировку Дрездена, в ходе которой погибло сто тысяч немцев. Это не вымышленное событие, Воннегут сам был ему свидетелем во время Второй мировой. Потом я прочитал «Завтрак для чемпионов». Мистер Питерсон дорожил этой книгой больше, чем остальными, потому что это было первое издание и подарок жены. На форзаце была надпись: «Мне кажется, сюжет тебе понравится. И я уверена, что понравятся иллюстрации. С любовью, Р.».
— Тебе не нужно говорить, что с этим томом нужно обращаться особенно аккуратно? — спросил мистер Питерсон.
— Не нужно, — ответил я.
Это был очень важный момент. То, что мистер Питерсон доверил мне эту книжку, означало, что он простил меня за теплицу. Он ничего такого не говорил, но я понял без слов.
Я убрал книгу в сумку и нес ее домой бережно, как новорожденного котенка Люси.