Книга Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте

Кончиком пальца она коснулась картинки с осторожной нежностью, словно боялась смазать краски. Кой смотрел не в книжку, а на нее, и видел, что она продолжала улыбаться с отсутствующим видом, с тем выражением лица, которое настолько молодило ее, что она снова становилась прижавшейся к отцу девчонкой с фотографии, висевшей в рамочке на стене. Счастливое лицо, подумал он. Такое лицо у человека бывает только тогда, когда счетчик еще стоит на нуле. А еще этот серебряный чеканный кубок без одной ручки. Детский чемпионат по плаванию. Первое место.

– По-моему, – произнесла она мгновение спустя, по-прежнему не отрывая глаз от книжки, – ты тоже так мечтал когда-то.

– Конечно.

Это он понимал. Пусть у него все было по-другому, и это все не имело ничего общего ни с этими книжками, ни с серебряным кубком, ни с фотографией и во обще ни с чем, что хранила ее память; но все-таки существовала некая точка, некая территория, где он легко понимал ее. И, скорее всего, Танжер вовсе не такая уж другая. Может, думал он, она одна из нас, хотя каждый из нас по определению ходит в море, охотится, сражается и тонет в одиночку Корабли, проплывающие в ночи. Далекие огни, показавшиеся на мгновение, да и то не по твоему курсу. Или отдаленный звук, шум работающей машины. И снова тишина, и снова тьма, и только отблеск на черной и пустой воде.

– Конечно, – повторил он.

И больше ничего не сказал. Для него этим образом, этой картинкой в книжке памяти был средиземноморский порт с трехтысячелетней историей, окруженный горами и замками с бойницами, из которых некогда глядели пушечные дула. Одни названия чего стоили – форт Навидад, док Курра, маяк Сан-Педро. Запах тихой воды, мокрых канатов и легкий юго-западный бриз, колышущий флаги пришвартованных кораблей и брейд-вымпелы на мачтах рыбацких траулеров. Неподвижные мужчины, праздные пенсионеры, сидящие на чугунных причальных тумбах. Сети, сушащиеся на солнце, ржавые борта торговых кораблей, стоящих у мола; и запах соли, дегтя и моря, древнего, насыщенного историей порта, куда входило множество кораблей и жизней и откуда они уходили. На этом фоне в памяти Коя был и смуглый худой мальчишка с рюкзачком за спиной, набитым школьными учебниками; он прогуливал уроки, чтобы посмотреть на море, чтобы пошататься у кораблей, с которых спускались на причал светловолосые мужчины с татуировками, говорившие на непонятных языках. Чтобы поглазеть, как отдают швартовы, которые шлепались в воду, а потом их поднимали на борт, и борт этот удалялся от причальной стенки, корабль разворачивался к выходу из порта, где стояли два маяка, и брал курс в открытое море, следуя путями, на которых не остается иного следа, кроме пены в кильватере, и на которые этот мальчик – он был твердо в этом уверен – обязательно вступит. Вот какой была его мечта, вот тот образ, который определил его жизнь – детская, не по возрасту сильная тоска по морю, путь куда лежал через Древние и мудрые порты, населенные призраками, обитающими среди портовых кранов и в тени причальных навесов. Борозды на чугуне, проложенные трением канатов. Мужчины, всегда спокойные, часами не двигавшиеся с места, для которых леска, удочка или сигарета служили лишь предлогом, казалось, им бы только смотреть и смотреть на море, и больше ничего им не надо. Дедушки, держащие за руку внуков; детишки теребят вопросами, показывают старикам на чаек, а те не могут отвести глаз от пришвартованных кораблей, от линии горизонта там, за маяками, словно ищут что-то потерявшееся в своей памяти – воспоминание, слово, объяснение того, что произошло много лет тому назад, или того, что, быть может, так почему-то и не произошло.

– Люди вообще очень глупы, – говорила Танжер, – мечтают только о том, что им показывают по телику.

Она поставила книжки обратно на полку и уже не садилась. Засунув руки в карманы джинсов, она смотрела на Коя. Сейчас вся она – ее глаза, улыбка – стала гораздо мягче. Кой кивнул, сам не понимая зачем. То ли затем, чтобы она продолжала говорить, то ли чтобы показать: он, мол, понимает.

– А все-таки что ты ищешь на «Деи Глории»?

Она медленно подошла к нему, и один короткий миг он был уверен, что она хочет коснуться его лица.

– Не знаю. Честное слово, не знаю. – Она стояла рядом с ним, опершись руками о стол и глядя на морскую карту. – Но когда я прочла показания юнги, написанные сухим бюрократическим языком, я почувствовала… Эта бригантина, пошедшая ко дну с поднятыми парусами… корсарская шебека, преследующая ее… Почему бригантина не укрылась в Агиласе? На лоциях того времени там обозначен замок и башня с двумя пушками на мысе Копе, бригантина могла бы получить там помощь.

Кой бросил взгляд на карту. Агиласа там не было, он находился юго-западнее мыса Копе.

– Ты сама назвала причину вчера, когда рассказывала мне эту историю, – сказал он. – Возможно, корсарское судно вклинилось между «Деи Глорией» и берегом, так что бригантине пришлось продолжать идти на восток. Мог подняться противный ветер, или капитан побоялся ночью подойти близко к берегу. На это можно найти тысячи причин… Как бы то ни было, судно пошло ко дну в заливе Масаррон.

Может быть, они хотели укрыться под защитой башни Асоия. Эта башня до сих пор сохранилась.

Танжер вздернула подбородок. Кой, видимо, ее не убедил.

– Возможно. И при всем том, это было торговое судно, однако, оказавшись в безвыходном положении, они ввязались в бой… Почему они не спустили флаг? Неужели капитан был настолько упрям? Или же на борту находилось нечто, чего нельзя было отдать вот так, за здорово живешь? Такое, ради чего стоило пожертвовать жизнями всех членов экипажа и о чем даже не обмолвился единственный спасшийся, еще совсем мальчик?

– А если он этого просто не знал?

– Может быть. Но кто такие эти два пассажира, которые в судовой роли обозначены одними инициалами Н. Э. и X. Л. Т.?

Кой, пораженный, почесал в затылке.

– У тебя есть судовая роль «Деи Глории»?

– Оригинала нет, а копия есть Я достала ее в главном архиве морского флота, в Висо-дель-Маркес. У меня там работает одна хорошая подруга.

Она умолкла, но было ясно, что в голове у нее крутится какая-то мысль. Она наморщила губы и больше уже не казалась мягкой. Тинтин остался в прошлом.

– Есть и еще кое-что.

Сказала и снова умолкла, словно не собиралась никогда и никому рассказывать об этом. Некоторое время она стояла неподвижно и молча.

– Это судно, – сказала она наконец, – принадлежало иезуитам. Помнишь, я тебе говорила? Их доверенному лицу, одному арматору из Валенсии по имени Форнет Палау. С другой стороны, Валенсия была портом назначения «Деи Глории».. И все это происходит четвертого февраля тысяча семьсот шестьдесят седьмого года, то есть за два месяца до того, как Карл Третий издал прагматический закон, по которому предписывалось «удаление иезуитов из испанских пределов и занятие их владений»… Ты понимаешь, что все это значит?

Кой ответил, что он не силен в истории Карла III.

Тогда она принялась рассказывать. И делала это прекрасно, говорила немногословно, приводила основные даты и факты, не увлекалась несущественными подробностями. Народный бунт 1766 года в Мадриде против министра Эскилаче, поколебавший испанский трон и инспирированный, по слухам, орденом иезуитов. Борьба этого ордена с идеями Просвещения, овладевавшими всей Европой. Враждебное отношение короля к иезуитам и его стремление избавиться от них. Учреждение тайного комитета под председательством графа де Аранда, который и подготовил указ об изгнании иезуитов, внезапное объявление монаршей воли 2 апреля 1767 года, немедленная высылка иезуитов, конфискация их имущества, а позже и запрещение ордена Папой Климентом XIV… На таком историческом фоне произошла трагедия «Деи Глории». Разумеется, никаких данных, которые указывали бы на непосредственную связь одного с другим, не существовало. Но Танжер была историком; она привыкла рассматривать и сопоставлять факты, предлагать гипотезы и развивать их. Такая связь могла быть, ее могло и не быть; но, как бы то ни было, «Деи Глория» затонула. Во всяком случае, подводя итог, затонувший корабль есть затонувший корабль – stat rosa pristina nomine, роза при имени прежнем, таинственно заметила она.