Книга Пересыхающее озеро - Арнальд Индридасон

Секретарь обернулся к студенту и объявил, что тот сознался в том, что слушал вражеские голоса, но дал обещание прекратить это. Юноша поднял глаза, сделал шаг вперед, повинился в своем преступлении и заверил, что впредь не будет ловить западные радиопередачи. Эти программы, по его словам, испорчены мировой империалистической системой и пронизаны капиталистической алчностью. Он предостерег сидящих в зале от прослушивания такого рода программ и посоветовал внимать только передачам из стран Восточной Европы.

Секретарь Союза молодежи поблагодарил его и обратился к аудитории с просьбой повторить данное студентом обещание не слушать вражеские голоса. Присутствующие торжественно поклялись в этом. Затем секретарь повернулся к преподавателю и извинился за беспокойство. После этого процессия покинула аудиторию.

Ханнес, сидящий в двух рядах от Томаса, обернулся и посмотрел на него. В его взгляде одновременно обозначились и глубокая грусть, и негодование.

Когда лекция закончилась, Ханнес первым вышел из аудитории. Томас поспешил за ним, нагнал и довольно жестко спросил, в чем дело.

— В чем дело? — удивился Ханнес. — По-твоему, все так и должно быть, так, как сейчас произошло? Ты разве не видел этого бедолагу?

— Когда? Сейчас? — растерялся Томас. — Нет, я… Ну, естественно, нужно… Мы должны…

— Оставь меня в покое, — прошипел Ханнес. — Слышишь? Оставь меня в покое!

— Почему ты не пришел на вечеринку? — спросил Томас. — Тебя считают высокомерным.

— Чушь собачья! — выругался Ханнес, ускоряя ход, точно хотел избавиться от собеседника.

— Что происходит? — не унимался Томас. — Почему ты так реагируешь? Что случилось? Что мы тебе сделали?

Ханнес остановился в коридоре.

— Ничего. Вы мне ничего не сделали, — ответил он. — Просто я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я заканчиваю учебу весной, и все. На этом все! Я уеду домой, и все закончится. Все это представление! Ты что, ничего не замечаешь? Ты не видел, как они обошлись с тем студентом? Ты хочешь, чтобы в Исландии было так же?

Ханнес зашагал прочь.

— Томас! — услышал он голос позади себя и, обернувшись, увидел Илону, махающую ему рукой.

Он улыбнулся ей. Они договорились встретиться после занятий. На следующий день после праздника Илона снова пришла в общежитие, нашла его, и они стали регулярно встречаться. В тот день парочка долго бродила по городу. Наконец они уселись на скамейку около церкви святого Фомы. Он рассказал ей о двух знаменитых исландских поэтах. Друзья однажды посетили Лейпциг и сидели на этой же самой скамейке. Один из них скончался от туберкулеза. Другой стал великим национальным писателем.

— Ты всегда такой печальный, когда говоришь о своих исландцах. — Илона улыбнулась.

— Просто меня потрясает осознание того, что они ходили по тем же улицам, что и я. Два знаменитых исландских поэта.

Томас заметил, что пока они сидели около церкви, Илона проявляла беспокойство и даже страх. Она постоянно озиралась по сторонам, точно искала кого-то.

— Что-то не так? — спросил он.

— Тот человек…

Она замолчала.

— Какой человек?

— Вон там, — прошептала Илона. — Не оборачивайся, не смотри туда. Я его видела вчера, только не помню где.

— И кто же это? Ты его знаешь?

— Я никогда его раньше не видела, а теперь встречаю во второй раз за два дня.

— Студент?

— Не думаю, он не подходит по возрасту.

— И что тебя беспокоит?

— Не знаю, — призналась Илона.

— Думаешь, он тебя преследует?

— Да нет. Ладно. Пойдем.

Илона не жила в студенческом общежитии, а снимала комнату в городе, и они направились туда. Томас попытался выяснить, идет ли за ними тот мужчина, но его не было видно.

Комната Илоны находилась в маленькой квартире, принадлежащей вдове. Хозяйка работала в типографии. По словам Илоны, эта исключительно любезная женщина позволяла ей перемещаться по квартире как вздумается. Немка овдовела во время войны, потеряв мужа и двух сыновей. Томас увидел их фотографию на стене. На сыновьях была немецкая военная форма.

В комнате стопками лежали книги, немецкие и венгерские газеты и журналы. На столе стояла истерзанная печатная машинка. Еще имелась раскладушка. Илона вышла на кухню, а он принялся листать книги. Нажал несколько раз на клавиши печатной машинки. На стене над раскладушкой висели фотографии, и Томас решил, что, наверное, это родные Илоны.

Девушка вернулась с двумя чашками чая и толкнула ногой дверь, чтобы та закрылась. Илона осторожно поставила чашки на стол около машинки. Они, очевидно, были очень горячими.

— Как раз остынут, — сказала Илона, подошла к нему и поцеловала долгим и жарким поцелуем.

Томас был несколько ошарашен, но обхватил ее и принялся жадно целовать, пока оба не повалились на раскладушку. Она стала стягивать с него свитер и распускать брючный ремень. Он был совершенно неопытен, хотя интимные отношения с девушками у него уже были. Первый раз — после окончания средней школы, а второй раз — во время ежегодного праздника в редакции газеты, где он работал. Но эти опыты были какими-то неполноценными. Он был крайне неловок, но, похоже, Илона знала, как надо действовать, и Томас с радостью предоставил ей инициативу.

Илона оказалась права. Когда он соскользнул на бок после того, как она приглушенно простонала, чай уже остыл и его можно было пить.

Через два дня в пивном ресторане «Погреб Ауэрбаха» Илона говорила только о политике, и они в первый и последний раз поссорились. Она начала с того, что принялась рассуждать о русской революции, переродившейся в диктатуру, а диктатура всегда опасна, в какой бы форме она ни проявлялась.

Томас не хотел ей противоречить, хотя прекрасно знал, что она не права.

— Победа над немецким нацизмом стала возможна благодаря сталинской индустриализации, — изрек он.

— Да, и Сталин же заключил пакт с Гитлером, — усмехнулась Илона. — Диктатуру питает страх и раболепство. Посмотри, что происходит сегодня в Венгрии. Мы не свободная нация. Коммунистические режимы систематически устанавливались под эгидой Советского Союза. Никто ведь не спрашивал у народа, чего он хочет! У нас должно быть право самим решать свою судьбу, но у нас такой возможности нет. Молодежь сажают за решетку. Некоторые исчезают бесследно. Говорят даже, что людей отсылают в Советский Союз. У вас ведь, в вашей стране, находятся военные части? Что бы ты сказал, если бы они устроили государственный переворот силой оружия?

Томас затряс головой.

— Ты уже видел, как здесь проходят выборы? — продолжала она. — Они называют их свободными, а у самих представлена только одна партия! Где же тут свобода? Если ты придерживаешься другого мнения, тебя посадят в тюрьму. Это что? Социализм?! Кого еще может выбрать народ на этих «свободных выборах»? Интересно, почему забыли о позапрошлогоднем восстании, подавленном Советами, когда стреляли в людей прямо на улицах, в народ, желавший перемен?