Книга Дебютантка - Кэтлин Тессаро

Игра ли это воображения или действительно между ней и старинным домом, где некогда жили знаменитые сестры, существует некая таинственная связь?

Шуршат колеса по асфальту. Еще час, и они будут в Лондоне.

Интересно, как выглядела Ирэн в молодости? Какими духами пользовалась, какую музыку любила?

Они все так же медленно продвигались вперед; мимо, пробиваясь сквозь яростные порывы ветра, с шумом и свистом проносились грузовики.

И вдруг Кейт ясно представила: Ирэн сидит рядом с мужем на переднем сиденье; их автомобиль по длинной дугообразной подъездной дороге приближается к имению Эндслей. Теплый сентябрьский день, осень еще только началась, воздух чист и прозрачен, в небе сияет солнце. Он останавливает машину, выключает двигатель. Дрожа от радостного возбуждения, Ирэн выбирается наружу: глаза ее широко распахиваются, и, не в силах сдержать изумления, она звонко смеется.

Она поворачивает к мужу счастливое лицо, морской ветер играет ее темными, обрамляющими милое личико кудрями.

– Неужели ты и правда купил этот дом?

– Да, – отвечает супруг, улыбаясь, – он теперь наш с тобой.

Из кармана пальто он достает связку ключей. И, положив руку жене на плечо, ведет ее к парадному входу.

– Мы будем счастливы здесь, – обещает он жене и целует ее в лоб.

– Да-да, мы непременно будем счастливы! – Глаза Ирэн так и сияют.

Лорд Эйвондейл поворачивает в замке ключ:

– Добро пожаловать в Эндслей!

Часть вторая

Сент-Джеймс-сквер, 5

Лондон

13 июля 1932 года

Моя дорогая Рен!

Как же я по тебе соскучилась! Все вспоминаю, как божественно мы провели последние выходные в Эндслее. Ты удивительная хозяйка! Не знаю, как тебе удалось заставить беззубого лорда Ротермира петь «Девушку из Арментьера». Это было просто уморительно! После того как я видела его пустые десны, не могу представить, что он дает советы самому премьер-министру. А Джок Уитни, которого отныне следует называть не иначе как Бандит, нагло жульничал во время полуночного бега с ложкой и яйцом и коварно ставил соперникам подножки. Он надоел мне до смерти: все пытался меня облапать, якобы невзначай. Держу пари, что и в политике он так же нечист на руку. Твой повар, конечно, выше всяких похвал, это совсем другое дело. Надо же было подать столько свежих устриц. Просто устроил нам лукуллов пир! Но вот твоя горничная меня удивила. Хоть она и простая девушка из местных и еще совсем молоденькая, но есть в ней что-то подозрительное: такое впечатление, будто она все время что-то высматривает. Послушайся меня, дорогая: приглядывай хорошенько за своими драгоценностями.

Ну а самое главное, самое чудесное – это то, что выглядишь ты прекрасно, любовь моя. Совсем расцвела, такая спокойная и – сказать ли? – ты вся такая кругленькая, настоящая женщина! Как говорится, «в третий раз повезет наверняка», и я чувствую, что эта поговорка как раз про тебя. Я понимаю, все это было мучительно, сколько же тебе понадобилось мужества, чтобы пережить все неудачи и разочарования. Тем более что Маман наверняка тебя запилила, да и дальше будет пить нашу кровь – это у нее излюбленное занятие. Жду не дождусь, когда мы отправимся покупать мебель и новые занавески. Я буду самая добрая тетушка в мире и совсем избалую своих племянников!

Ты спрашиваешь, какие новости в Лондоне? Пинки теперь всюду появляется с Глорией Мэннинг, у которой волосы как у пуделя, а глаза – как у жабы. В субботу в Гросвенор-Хаус я сделала вид, что не заметила его. Честное слово, следует запретить мужчинам бесконечно делать предложения. Стоит только Пинки выпить шампанского, как он падает перед тобой на колено. Это очень утомительно. В «Харперс базар» напечатали мои фотографии, где я танцую. Получилось очень даже смешно, не знаю, правда, хорошо это или плохо. И Сесил снова умоляет меня позировать ему в виде Венеры. Не передать, как мне все это надоело. Но он буквально охотится за мной, говорит, это будет очень свежо и смело. Как я устала от всех этих людишек, которые меня постоянно фотографируют! У меня такое чувство, что я медленно, но верно превращаюсь в национальный памятник. Поверь мне, в том, чтобы быть известной красавицей, нет ничего завидного. Особенно когда каждый встречный-поперечный считает, что имеет полное право открыто разглядывать тебя и говорить тебе в лицо все, что ему взбредет в голову. На днях возле мюзик-холла ко мне подошли две какие-то толстухи, по-видимому американки, быстренько осмотрели меня с ног до головы, а потом громко – голосищи как иерихонские трубы – объявили: «Не понимаем, и что только в ней нашли?! И чего вдруг столько шуму вокруг этой Беби?!» Я думала, что умру на месте от унижения и злости. И, не будь рядом Энн, даю слово, я догнала бы их и…

Ах, Энн, моя милая Энн! Как я восхищаюсь ее самостоятельностью. Она снимает квартиру и работает в книжном магазине недалеко от Пикадилли: ведет бухгалтерию и отправляет заказы. По-моему, на редкость скучное занятие, но она уверяет, что счастлива. Боюсь, как бы моя Энн не стала коммунисткой: она с таким жаром говорит об Испании и их новой республике. Твердит, что наступает новая эра. Я не спорю, хотя, если честно, меня это все очень мало волнует. Ее жених Пол в этом их движении какая-то шишка (правда, не знаю, бывают ли среди коммунистов большие шишки, – у них там вроде как всеобщее равенство). Он всегда одевается только в темное (черное или коричневое), а на шею повязывает красную косынку. Наверное, когда он пашет землю, то вытирает этой косынкой пот со своего благородного лба. Пол никогда не обращается ко мне прямо, но говорит обо мне исключительно в третьем лице, называя представительницей гнилой буржуазии – в шутку, конечно, однако я злюсь. Бедняжка Энн только и делает, что извиняется за меня перед ним и за него передо мной. Самое обидное, что всем прекрасно известно: сам Пол учился в Итоне, а его отец – пэр.

Лично меня никакие партии и движения не привлекают, и я брожу по миру, одинокая, как облачко на небе! У миссис Дигби Смит скоро намечается бал-маскарад, в честь двадцать первого дня рождения Эсме. Я пойду туда в костюме Клеопатры. А Дональд Харгривс нарядится разбойником и будет сопровождать меня. Между нами говоря, Донни – ужасный пьяница, зато танцор просто потрясающий! А потом, думаю, мы отправимся в клуб «Кит-Кэт».

Не позволяй Святоше откармливать себя, как гусыню, дорогая моя.

Океан любви от твоей

Д.

* * *

Кейт поднялась по ступенькам на второй этаж дома: внизу располагалась стоматологическая клиника. Квартира Рейчел была очень просторной, и во всех комнатах беспорядочно громоздились книги, картины, всевозможные предметы антиквариата, приобретенные на многочисленных распродажах. В последний раз квартиру Рейчел отделывали еще в 1984 году, в таком виде она и оставалась до сих пор, как память о лучших годах ее с Полом брака. В столовой стены были выкрашены в ярко-красный цвет, а на кухне – в солнечно-оранжевый. Полы были везде устланы ковролином болотно-зеленого цвета, сморщившимся, выцветшим и потерявшим от времени форму. Когда-то супруги Деверо часто принимали гостей, их дом был открыт для всех, из-за щедро накрытых столов вставали лишь для того, чтобы потанцевать, и вечеринки порой продолжались до самого утра. Только за обеденным столом легко умещались двенадцать человек, но стульев хватало на всех: они выстроились в гостиной вдоль стены и по углам, всегда готовые прийти на помощь, чтобы новые гости не испытывали неудобств. После смерти Пола все так и оставалось здесь в неизменном виде. Но давно уже никто не кружился тут в танце и не садился за стол, чтобы насладиться за ужином знаменитым ростбифом, который Рейчел готовила по одной ей известному рецепту.