Книга Скандал в вампирском семействе - Юлия Набокова

— А по его кличке не скажешь, — ядовито заметила я.

Охотник, не оборачиваясь, рассмеялся. И его переливчатый смех неожиданно заглушил и шипение кофе в турке, и досадное бульканье воды в трубах, которая для меня всегда шумела Ниагарским водопадом, и многоголосый ор телевизоров у соседей (в одной квартире смотрели «Кармелиту», в другой — шоу Андрея Малахова), и ссору супругов двумя этажами выше, и надрывный вой бездарной певицы — это голосила в караоке старлетка с первого этажа, возомнившая себя Кристиной Агилерой. Вот почему в гостях у людей я не могла провести больше часа — адски начинала болеть голова.

Я оцепенела, оглушенная и завороженная этим смехом — чистым, задорным, ласкающим слух, как вальс, журчащим, как горный ручей. Так может смеяться только молодость, чьи мечты не отравлены заботами взрослой жизни и опытом зрелости, не знавшая трагедий и предательств, верящая в безоблачное счастье и настоящую любовь. Какая гримаса судьбы! Этот волшебный смех принадлежит убийце, напавшему на беззащитного вампира при свете солнца. Убийце, который убил как минимум однажды и не собирается останавливаться впредь. Убийце, которому наша семья уже подписала смертный приговор.

— Ты чего стоишь на пороге? — Он обернулся через плечо и улыбнулся так невинно, что у меня болезненно сжалось сердце. — Заходи, я не кусаюсь.

Чудак! И совсем не похож на труса, который вогнал кол в беспомощного вампира. Напротив, и волевой подбородок, и резко очерченные скулы, и прямой взгляд ясных серых глаз говорят о бесстрашии охотника. А он красив. По-настоящему, по-мужски, по-славянски. Русые волосы, светлые глаза, правильные черты лица. Такими были офицеры во времена моей юности. Ровесницы, вероятнее всего, найдут его недостаточно смазливым, но я уже сейчас вижу, что лет через десять его мужская красота достигнет апогея и станет магнитом притягивать и сверстниц, и старшеклассниц, и дам постарше. Если, конечно, он доживет до того времени. Смешавшись, я отвела взгляд и сделала вид, что рассматриваю кухню, а охотник продолжил колдовать над туркой.

— А у тебя тут уютно, — вырвалось у меня совершенно искренне.

Обои с имитацией желтой плитки делали кухню солнечной даже в ночное время. Мебель из светлого дерева хоть и была недорогой, но выглядела очень мило и по-домашнему. Небольшой беспорядок на полках и сваленные в стопку журналы на подоконнике выдавали отсутствие в доме хозяйки. Но так легко было себе представить девушку, которая дополнит собой этот интерьер и станет полноправной хозяйкой на этой кухне. У нее будут светлые волосы, которые по утрам, когда она будет готовить завтрак для охотника, станет золотить солнце. И глаза нежно-голубого цвета, как полотенце на спинке стула, только еще ярче. В моих воспоминаниях так выглядит утреннее небо, которого я не видела уже сто лет. Ее живое румяное лицо будет отражаться в стеклах кухонного гарнитура и в начищенных до блеска окнах. Пустующий шкафчик в ванной заполонят флакончики с шампунями, бальзамами для волос и кремами для сияния лица. Подоконник, на котором сейчас грудой лежат мужские журналы, потеснят горшки с цветами, а рядом с мужским глянцем поселятся «Космополитен» и «Домашний очаг», а потом и «Мама и малыш». Так легко было себе представить и все остальное. Ароматы куриного супа, жареной картошки и манной каши в этой холостяцкой кухне. Детские смеси в кухонном шкафчике, пустышка на столе. Розовые тапочки в прихожей, шелковый халат, небрежно перекинутый через спинку стула… Девушка будет живой, задорной и смешливой. Ее полюбит даже черный кот Буш, а ее с охотником дети будут румяными и забавными карапузами…

Я едва не застонала от безысходности. Зачем этот дурень ввязался в охоту? Зачем перечеркнул свою будущую и такую возможную счастливую жизнь? Теперь уже ничего не исправишь. Убийство Герасима перечеркнуло пути к отступлению. Охотник уже не остановится. Его остановлю я.

Черный кот осторожно выглянул из-за угла, прожег меня зелеными глазами и зашипел, словно прочитав мои мысли. Осиротевшего Буша, так и быть, заберу себе, если других желающих не найдется… Коты хоть и не выносят вампиров, но я, по крайней мере, предоставлю ему выбор — наш бункер или улица. А там пусть решает сам — шататься по помойкам или вкушать деликатесы в нашем роскошном подземелье.

В мои невеселые мысли ворвался грохот посуды и возглас охотника, обжегшегося об турку:

— Уй!

Я бы предпочла, чтобы он разлил резко пахнущий кофе, но парень пожертвовал рукой, чтобы спасти угощение. Морщась, поставил турку на разделочную доску и только потом затряс кистью и стал дуть на покрасневшие пальцы.

— Дай посмотрю. — Я перехватила его запястье, и под моими пальцами забился его участившийся пульс.

Ожог был пустяковым. У меня бы такой затянулся за полминуты, у него сойдет дня через три.

— У тебя руки холодные, — тихо заметил он.

«А у тебя живые», — чуть не вырвалось у меня, и я торопливо разжала пальцы.

— Мясо в холодильнике есть? — смешавшись, спросила я.

— Есть, — удивился он.

— Приложи и подержи. Чтобы пузыря не было.

Если бы я сейчас лизнула ранку, она бы исчезла через полчаса. А охотник бы понял, кто я такая, и всадил кол мне в сердце, не пощадив шелковый вандербра «Агент Провокатор».

Охотник послушно достал из морозилки замороженный фарш, приложил пальцы и повернулся ко мне.

— А кстати, как твои царапины? — Он с тревогой взглянул на мою шею, и я торопливо прикрыла волосами результат неудачного покушения Макса. Царапины уже давно затянулись, но ему это видеть совсем ни к чему.

— Нормально.

— Знаешь его? — Он впился в меня взглядом. — Он звал тебя по имени.

Я затрясла головой, выдумывая на ходу:

— Должно быть, он следил за мной. Он окликнул меня по имени, и я подумала, что мы где-то встречались. А когда он приблизился, то напал на меня.

— И чего он хотел? — Глаза охотника сузились от гнева.

— А ты-то как думаешь? — тихо спросила я.

Кулаки охотника сжались, и я напряглась, готовая дать отпор в любую минуту.

— Вот гад, — с ненавистью выдохнул он и из защитника, трогательно пытавшегося напоить меня кофе, превратился в убийцу Герасима.

И в ту же секунду я пошатнулась от ударивших по ушам звуков большого дома. Андрей Малахов с надрывом выкрикивал выход нового гостя, отвергнутый цыган обещал убить Кармелиту, ядерной бомбой взорвалась разбитая темпераментными супругами тарелка, самолетной турбиной взревел воздухоотвод, бензопилой взвыла юная певица, выводя песню Юлии Савичевой.

Я села за стол. Надо быстро расспросить его обо всем и скорее уносить ноги. Но охотник не дал мне и рта раскрыть, отвернулся к плите, разлил кофе и поставил передо мной кружку с белкой из «Ледникового периода».

— Твой кофе.

Я ошеломленно смотрела на эту забавную белку, на угольно-черную капельку кофе, которая стекала с ее носа на орех, зажатый в цепких лапках. До чего поразительна жизнь. Днем парень ходит в кино с друзьями, оглушительно смеется над злоключениями Скрата, спасает бездомных котов от издевательств жестоких подростков, а беззащитных девушек — от хулиганов. И при этом по ночам врывается в дома вампиров, вооружившись осиновым колом. Еще ребенок, уже убийца. Что же такого мы ему сделали? Кто-то из наших не сдержался и убил человека? Того, кого охотник любил и без кого не представляет своей жизни? Или дело не в личной мести? Однажды он увидел вампира, пьющего кровь, и, вообразив нас чудовищами, поклялся уничтожить?