Книга X20 - Ричард Бирд

Мама:

— Не в этом дело.

Папа:

— И все врут. Ради бога, я же не наркотическую кислоту им продаю.

Часто, обычно когда я лежал в ванной, у меня возникала яркая и твердая убежденность в собственной гениальности, гениальная сама по себе. Исследуя свое потенциальное величие, я погружался в бесконечную галерею воображаемых триумфов, кои не нарушить хлопаньем дверей внизу или раздраженными голосами, что отчетливо доносились из кухни сквозь пол.

Папа и т. д.:

— Можно подумать, ты никогда не ошибалась?

Мама и т. д.:

— При чем тут это?

— Никогда не высовывалась из окна спальни?

— Это было пятнадцать лет назад.

— И не смотрела, как он там расхаживает голый специально ради твоего удовольствия?

— Да не был он голый.

— У тебя аж слюнки потекли.

— Ничего подобного, и никакие слюнки у меня не текли.

— Только потому, что ты не стала бы целоваться с курильщиком.

— Ты несешь чепуху.

— Он не выдержал бы и десяти минут твоей пилежки.

Пальцами ноги я открывал горячий кран и с головой погружался в воду, и наконец все звуки исчезали, кроме китового пения водопроводных труб. Я был центром вселенной, я спасал прекрасных женщин, здесь не существовало смерти и одиночества, и я думал, что мне суждено жить вечно.

Неправдоподобно Хорош пришел первым со счетом двадцать к одному, сделав Тео гораздо богаче, нежели до прихода на ипподром. На следующий день, не убоявшись извращенности Бога, Тео поставил выигрыш на дополнительные выборы Хэмилтона. Неожиданная победа шотландских националистов означала, что его деньги более чем удвоились. Он снова попытался спустить их в не легальной игре в “очко” в кафе “Поллокшоуз”, а затем в рулетку в “Рубиконе” — единственном казино в Глазго, имевшем лицензию. Потом он перешел на гонки борзых, бинго, игральные автоматы и “одноруких бандитов”.

Дабы увериться, что за выигрыш ответствен лишь Бог его матери, он решил, что все ставки должны делаться наобум. Поэтому он ставил на футбол, лошадей и “Эмбасси Уорлд Дартс”, так как совершенно в них не разбирался. Вторым правилом было никогда не ставить на аутсайдеров, чтобы не выиграть слишком много. Явный минус в том, что вероятность выигрыша повышалась.

Однажды он поставил на соревнования по дальности плевков перед пабом в Грассмаркете, что в Эдинбурге. Он ничего не знал о плевательных заслугах соревнующихся и потому поставил на фаворита. Фаворит выиграл.

За два года игр он всегда выигрывал чуть больше, чем проигрывал, и поэтому в игре и выигрыше присутствовало какое-то безумие. Он оброс. Не раз отклонял преподавательские должности в университете, потому что не был удовлетворен недвусмысленным открытием милосердного Бога, постоянно испытывающего угрызения совести из-за несправедливой смерти матери Тео.

Поэтому Тео продолжал играть, хоть ему и недоставало более утешительных результатов изучения растительных клеток. Только в 1962 году, после совершенно неподвластного ему совпадения, он неожиданно вырвался из этого водоворота фортуны благодаря Королевскому колледжу врачей.

— Ты ведь никогда таким не был. Ну же, Тео.

— Возможно, она права.

— Ты сам это начал. Теперь ты не можешь все бросить.

— А что толку? Эмми говорит, мы убиваем людей.

— Мы никого не убили.

— Создаем у них потребность.

— Думаешь, они свободны? Мы нужны им.

— Мы создали эту нужду.

— Сигареты помогают. Ты сам слышал истории.

— Жалкая замена настоящей помощи.

— Настоящей помощи не существует.

— Мы создаем у них зависимость.

— Мы больше зависим от воды.

— Что?

— Благодаря ей мы живем.

— Мы раньше умираем.

— Испытывая при этом удовлетворение.

— Страдают дети.

— Меньше, чем когда их бьют.

— Это не связано.

— Связано — беспричинным бешенством родителей, жаждущих покурить.

— Ладно, хорошо. И все же это опасно.

— Это ведь не наркотики, Тео. От этого не рушатся дома.

— Зато возрастает опасность пожара.

— Это всего лишь одна безумная женщина со своими дружками.

— Она не безумна.

— Они все одинаковы.

— Просто замужняя.

— Ненавидят одного курильщика, а валят на всех остальных. Нам надо только продолжать, пока она не отступится и не оставит нас в покое.

— Думаешь, она меня ненавидит?

— Откуда мне знать? Она ненормальная.

— Ты видел, как она размахивает плакатом? Восхитительно.

— Перестань себя мучить. Слушай, давай покурим, пока Бананас не изодрал диван. Тео.

— Прости. Что?

— Давай покурим, ладно?

— Я пытаюсь снизить дозу.

— Пытаешься сделать что?

— Говорят, иногда сигареты заменяют влечение.

— Последняя просьба, солдат.

Я виню себя. Пожалев его, я сам об этом попросил.

1916 год и т. д. Офицер достает из верхнего левого кармана своего мундира серебряный портсигар, а затем спрашивает Уолтера насчет последней просьбы. Уолтер молчит.

— Говори, солдат. Хочешь сигарету или нет?

— Я не курю, — говорит Уолтер.

— Я не курю, сэр.

— Я не курю, сэр.

— Разумеется, ты куришь. Тебя вот-вот расстреляют. Бери.

Не лучшее время говорить, что Уолтер не курит, поскольку это вредно для здоровья, поэтому он взял у офицера сигарету и сжал ее губами. Затем офицер достал серебряную зажигалку и чиркнул колесиком. Бензин кончился.

— Проклятье, — сказал он.

Он спросил снабженцев, нет ли у них спичек, и, к сожалению, таковые сыскались. Офицер взял коробок у кондитера, тут же занявшего свое место в строю с ружьем наизготовку.

— Эти спички отсырели, — сказал офицер. — Где они были?

— В окопе, сэр.

Офицер зажег спичку, чтобы проверить, горят ли они вообще. Отшвырнул первую спичку и вернулся к Уолтеру. Зажег вторую и поднес к сигарете Уолтера, как раз когда тот выдохнул, тренируясь курить. Спичка погасла.

— Простите, — сказал Уолтер.

— Простите, сэр.

— Простите, сэр.