Книга И в сердце нож - Честер Хаймз

— Убивают! — вопил он. — Полицейские убивают!

Стала собираться толпа.

Подошел, помахивая револьвером, Гробовщик. Он взглянул на ногу Утюга.

— Вставай, — сказал он, хватая его за шиворот. — На тебе нет ни царапинки.

Утюг осторожно поставил ногу на мостовую и обнаружил, что она и правда цела и невредима.

— Значит, меня ранили куда-то в другое место, — продолжал он упрямиться.

— Никуда тебя не ранили, — сказал Гробовщик, взяв его за руку и толкая по направлению к машине. — Поехали отсюда, — сказал он Могильщику.

Тот поглядел на толпу зевак и сказал:

— Да, нам пора.

Они посадили Утюга на переднее сиденье между ними, курицу бросили на заднее и поехали по! 19-й улице на восток, к заброшенному пирсу на Ист-Ривер.

— Ты можешь получить тридцать дней в каталажке, — сказал Могильщик. — А можешь получить назад своего цыпленка и идти домой его жарить, — сказал Могильщик, — все будет зависеть от тебя.

Утюг посмотрел сначала на одного детектива, потом на другого и сказал:

— Я не знаю, о чем вы, начальник.

— А ну кончай прикидываться дядей Томом, — сказал Гробовщик. — Так будешь говорить с белыми. На нас это не действует. Мы знаем, ты человек темный, но не полный болван. Поэтому отвечай как есть, понятно?

— Да, начальник.

— Я разве тебя не предупреждал? — удивился Гробовщик.

— Кто был в машине с Джонни Перри, когда он рано утром ехал по 132-й перед тем, как Бедняк ограбил бакалейщика? — спросил Могильщик.

Утюг прищурился, подумал и ответил:

— Не понимаю, о чем вы, начальник. Я никого не видел. Я все утро крепко спал в своей постели, а потом пошел на работу.

— Ладно, парень, — сказал Могильщик, — раз так, то ты заработал свои тридцать дней…

— Начальник, клянусь… — начал было Утюг, но Гробовщик его перебил:

— Слушай, сука, мы уже взяли Бедняка, и завтра утром он пойдет в суд. Он показал, что ты стоял в подворотне на 132-й улице недалеко от Седьмой авеню. Так что мы все про тебя знаем. Мы знаем, что Джонни Перри проезжал как раз в это время по 132-й улице. Мы не хотим повесить на тебя эту кражу, нам только надо знать, кто был в машине с Джонни Перри.

На плоском лице Утюга выступили капли пота.

— Начальники, — сказал он, — я не хочу неприятностей с Перри. Лучше уж отсижу месяц.

— Не бойся, — успокоил его Могильщик. — Нас интересует не Джонни, а тот, кто с ним сидел в машине.

— Он ограбил Джонни — отобрал две тысячи и смылся, — солгал Могильщик. Обман подействовал.

Утюг присвистнул.

— Я так и понял, что там неладно, раз они остановились так, словно не хотели, чтобы их кто-то видел.

Гробовщик и Могильщик обменялись взглядами. Сидевший между ними Утюг тупо смотрел то на одного, то на другого.

— Тогда все встает на свои места, — сказал Могильщик. — Они с Вэлом остановились на 132-й незадолго до того, как Бедняк ограбил бакалейщика. — Он снова обратился к Утюгу: — Они вместе вышли из машины или только Вэл?

— Начальник, я видел только то, что рассказал. Клянусь… — забормотал Утюг. — Когда Бедняк дал деру, а бакалейщик и полицейский припустились за ним, из окна выглянул один тип, а когда они свернули за угол, он высунулся еще дальше, чтобы посмотреть, куда они делись. Тут-то он и вывалился из окна. Ну, я, понятно, стал уходить по Седьмой — не хватало мне только, чтобы набежали легавые и стали задавать всякие вопросы.

— Ты не заметил, сильно он ушибся? — спросил Могильщик.

— Нет, я решил, что он разбился насмерть, — сказал Утюг. — Ну и удрал от греха подальше. Я ведь не такая шишка, как Перри. Полиция запросто могла сказать, что это, мол, я вытолкнул его из окна, доказывай им потом…

— Ты меня огорчаешь, парень, — сказал без тени улыбки Могильщик. — Полицейские не такие мерзавцы.

— Мы бы с удовольствием отпустили тебя с твоим цыпленком домой, — сказал Гробовщик, — но штука в том, что сегодня утром зарезали Вэлентайна Хейнса, и мы вынуждены задержать тебя как главного свидетеля.

— Понятно, — смиренно сказал Утюг. — Этого-то я и боялся.

Глава 14

В четверть одиннадцатого вечера Гробовщик и Могильщик решили навестить Чарли Чинка.

Но сперва им пришлось посостязаться в беге наперегонки с молодым человеком, продававшим кошек за кроликов. Старушка покупательница посмотрела на лапку, заподозрила неладное и обратилась в полицию.

Потом им пришлось допрашивать двух пожилых школьных учительниц с Юга. Они приехали на летние курсы в Нью-Йоркский университет, остановились в отеле «Тереза» и отдали свои деньги человеку, представившемуся местным детективом и вызвавшемуся положить их сбережения в сейф.

Они оставили машину у бара на углу 146-й улицы и Сент-Николас-авеню.

Окно комнаты Чинка на четвертом этаже выходило на Сент-Николас-авеню. Он выбрал для комнаты черно-желтую гамму и обставил ее в ультрасовременном стиле. Ковер был черным, стулья желтыми, тахта покрыта желтым покрывалом, комбайн — телевизор плюс радиола — был черным снаружи и желтым изнутри. Шторы были полосатые, черно-желтые, а комод и туалетный столик черными. У проигрывателя лежала стопка пластинок — джазовая классика. Проигрыватель работал: Кути Уильямс исполнял соло на трубе в «Садись на поезд» Дюка Эллингтона. На подоконнике открытого окна вовсю крутился большой вентилятор, втягивая в комнату выхлопные газы, пыль, жаркий воздух, а также громкие голоса проституток и пьяных, толпившихся перед баром внизу.

Чинк стоял у окна в свете настольной лампы. Его лоснящееся желтое тело было совсем обнажено, если не считать голубых боксерских трусов. Из-под трусов виднелся край большого красно-лилового шрама — след ожога кислотой.

Куколка стояла в центре комнаты и отрабатывала танцевальные па. На ней не было ничего, кроме черного лифчика, черных нейлоновых новых трусиков и красных туфель на высоком каблуке. Она стояла спиной к окну, глядела на свое отражение в зеркале на туалетном столике. Она там отражалась как раз до начала ляжек и на фоне тарелок с остатками обеда, принесенного из ресторана на первом этаже — фасоль и тушеные потроха, — выглядела так, словно ее тоже подали к столу в виде кушанья — только без ног. Под просвечивающими трусиками на ягодицах отчетливо виднелись три шрама.

Чинк рассеянно смотрел на ее покачивающиеся ягодицы и говорил:

— Не могу этого понять. Если Вэл и правда думал получить от Джонни десять тысяч и не вешал тебе на уши лапшу…

— Что с тобой? — вспылила Куколка. — По-твоему, я уже не в состоянии понять, когда мне говорят правду, а когда нет?

Чуть раньше она рассказала Чинку о своем разговоре с Джонни, и теперь они прикидывали, как бы лучше на него надавить.