Книга Робин Гуд - Вадим Эрлихман

Однако это обещание было нарушено — Филип Марк занимал свой пост до 1224 года, выколачивая у ноттингемцев деньги для Джона, а потом и для его сына Генриха III. Шериф не забывал и себя, заставив горожан ежегодно выплачивать ему пять фунтов (в то время немалую сумму) «за милостивое отношение». Он управлял не только Ноттингемширом, но и соседним графством Дербишир, а позже почти всем севером Англии. В 1265 году, когда был подавлен мятеж Симона де Монфора, такую же власть сосредоточил в своих руках новый шериф Бриан де Лиль. Умножая свое могущество, шерифы все меньше заботились о королевских интересах и все больше — о собственных. Они раздавали теплые местечки родственникам и друзьям, присваивали налоги, облагали данью в свою пользу все доходные предприятия. Властный Эдуард I попытался покончить с подобной практикой, начав назначать шерифами не представителей влиятельных нормандских родов, а мелкопоместных дворян. Однако при его наследнике Эдуарде II север вновь оказался объединен под властью шерифа Ноттингема Генри де Фокомбера. В 1327 году тот принял участие в мятеже графа Мортимера, поспособствовав свержению короля и его позорному убийству.

В те годы Фокомбер был так могуществен, что его называли «северным тираном». Он родился около 1270 года в йоркширском Холдернессе, завладев отцовским имением в обход старшего брата Джона, лишенного наследства, — некоторые историки предполагали, что именно он был Маленьким Джоном, который, по одной из версий, тоже родился в Холдернессе. В период управления имением он обвинялся в различных преступлениях, вплоть до воровства дров у соседей-помещиков, но несмотря на это в 1318 году был назначен шерифом Ноттингемским. Позже он отличился при подавлении мятежа графа Ланкастера и в 1323 году снова стал шерифом, занимая эту должность до 1330 года. В том году он помог королю арестовать в Ноттингемском замке всесильного временщика, любовника королевы-матери Изабеллы Роджера Мортимера, который вскоре был казнен в Лондоне. Однако Фокомберу не простили былой дружбы с ним, и вскоре он был отправлен в отставку. За годы шерифства он сколотил большое состояние, используя для этого методы своих предшественников — террор и давление. К концу карьеры он был пожилым и тучным, отличался большой заносчивостью и кажется самым подходящим кандидатом на роль антигероя баллад.

После Генри де Фокомбера шерифы уже не достигали прежнего влияния, управляя одним Ноттингемширом. Но среди них по-прежнему встречались колоритные фигуры — к примеру Джон де Оксенфорд, исполнявший должность в 1334–1339 годах. Этот сын оксфордского ювелира заслужил рыцарское звание, усердно собирая средства для королевских войн в Шотландии и Франции с изрядной выгодой для себя — он, например, возвращал владельцам за взятки часть конфискованного имущества. Сделавшись дворянином, Оксенфорд стал действовать еще наглее: он обложил данью ноттингемских купцов, освобождал за деньги арестованных преступников, по просьбе кредиторов выбивал долги, получая за это часть суммы, и т. д. Постоянные жалобы горожан не имели последствий: четыре парламента подряд оставили шерифа в должности. Его карьера, будто взятая из жизни современных российских чиновников, оборвалась только в 1341 году, когда суд признал его виновным в тяжких преступлениях и — по иронии судьбы — объявил вне закона. Но непотопляемому Оксенфорду снова удалось откупиться, и он закончил жизнь почтенным королевским судьей.

Конечно, было бы здорово, если бы хоть одна баллада о Робин Гуде назвала шерифа по имени — Филип, Генри или Джон. Но этого не случилось, да и понятно: сочинители и слушатели баллад смотрели на происходящее в них глазами разбойников, а не власти, и шериф был для них абстрактным «гражданином начальником», лишенным всяких личных черт. Не могут помочь и архивы ноттингемской администрации: в них нет ни одного свидетельства о разбойниках по имени Робин Гуд, Маленький Джон или Уилл Скарлет. Ни один шериф не был убит «вольными стрелками» или похищен ими. Нет данных и о том, что бандиты когда-либо освобождали заключенных из местной тюрьмы. Конечно, чиновники могли скрыть эти неудобные для них детали, или соответствующие документы просто не сохранились. Нет и данных о том, что шериф когда-либо проводил в городе состязания по стрельбе из лука, назначив призом золотую стрелу — ее, как мы знаем, выиграл не кто иной, как Робин. Ничего не говорится ни о друге разбойника, рыцаре Ричарде Ли, ни о его непримиримом враге Гае Гисборне.

Этот последний — самый зловещий персонаж робингудовской легенды, хотя в посвященной ему балладе это не слишком заметно. Там он зовется «добрый сэр Гай» и тут же называется йоменом, что никак не подразумевает звания «сэра». Должно быть, Робин, чьими глазами читатель видит Гисборна, просто не мог определить, кто такой этот странный человек, одетый в конскую шкуру «с гривой и хвостом». Не могут это сделать и ученые — слишком уж мало говорится о Гае в фольклоре. Известно лишь, что он поклялся одолеть Робин Гуда в поединке и что он почти не уступает своему противнику в искусстве стрельбы из лука и владения мечом, так что Робин сумел сразить его только с помощью обманного удара. Сам Гай говорит о себе (в русском переводе этих слов нет): «Я живу в горах и лесах и делаю много злых дел». Еще он признается, что хочет найти Робина больше, чем сорок золотых фунтов. Эта фраза допускает толкование, что именно столько денег было обещано ему за голову атамана.

Две деревни с названием Гисборн находятся в Северном Йоркшире и Дербишире; вторая из них расположена недалеко от Локсли, где будто бы родился разбойник. Может быть, сэр Гай родился там или даже был владельцем деревушки? Об этом ничего не известно, но некоторые ученые до сих пор ищут его исторический прототип. Другие считают обряженного в конскую школу злодея воплощением древнего конского божества подземного мира, извечного противника солнечного Робина. Третьи предполагают, что Гай сам был разбойником — этим и объясняются его слова о жизни в лесу и злых делах. Из зависти или корысти он согласился выдать Робина властям, поэтому тот назвал его «предателем» и жестоко надругался над его трупом. Эта драматическая коллизия почему-то осталась без внимания современных романистов, которые привычно считают Гисборна рыцарем, жестоким угнетателем крестьян и (или) полубезумным садистом. Вот, к примеру, его отталкивающий портрет из приключенческого романа Софьи Радзиевской «Тысячелетняя ночь»: «Большой рот с очень тонкими бескровными губами ножевой раной перерезывал пополам это отвратительное лицо, крупные кривые желтые зубы виднелись из него, придавая ему выражение оскаленной звериной морды»[51].

При отсутствии исторических свидетельств создатели романов и фильмов изображают, как им вздумается, не только сэра Гая, но и самого шерифа — то он чернокнижник, то мерзкий скряга, то распутник, увивающийся за прекрасной Мэриан. И почти всегда старик, как и в балладах, хотя в реальности шерифы Ноттингема были крепкими людьми зрелого возраста. Впрочем, в тогдашней Англии, где средняя продолжительность жизни составляла 30 лет, до старости мало кто доживал. Сам Робин Гуд был счастливым исключением — фольклор приписывает ему 65 прожитых лет, а средневековые историки даже 85 (!).

Где бы ни происходило действие легенд о Робине — в Ноттингемшире, Йоркшире, Ланкашире — шериф Ноттингемский всегда изображается главным его противником. Уже в начале «Малой жесты» разбойник настоятельно требует от своих людей «не забывать про шерифа». В принципе это понятно: кого еще ненавидеть преступникам, как не стража порядка? Но у Робина эта ненависть носит очень личный оттенок. Поневоле вспоминается «История Гамелина», где злой шериф — брат несправедливо обиженного им разбойника. Или пьеса Мандея, где шериф — бывший слуга благородного графа Хантингдонского, награжденный высокой должностью за донос на своего хозяина. Конечно, к самому Робин Гуду (или его прототипу) это вряд ли имеет отношение, зато весьма напоминает историю банд Коттерелов и Фолвиллов, вожаки которых были кровно связаны и хорошо знакомы со своими противниками — шерифами и бейлифами.