Книга Третья Раса - Дмитрий Янковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не помню, отчего пришел в себя, но когда в сознании забрезжили первые проблески, оказалось, что валяюсь я на полу десантного отсека, словно выловленный тунец на дне катера, а вокруг змеятся витые провода дефибриллятора, а в глаза бьет ритмичный свет расфокусированного лазера.
– Очнулся? – раздался деловитый голос Долговязого. – Ну так поднимайся, хорош лежать.
– Ты с ума сошел? – просипел я, не в силах не то что шевельнуться, а даже слово произнести как следует. – Я же тонул…
– И что? Все охотники не по разу тонут. И что из этого трагедию делать? Вот если бы я тебя не откачал, был бы повод для претензий. Поднимайся!
– Hе могу…
Я не прикидывался – тело действительно наотрез отказывалось повиноваться. Уж не знаю, сколько я пробы за гранью жизни, но на организм это произвело сокрушительное действие. Ощущение было примерно таким, будто я весь состоял из сплошных пролежней, в которые теперь потихоньку начала поступать загустевшая кровь. Тело неистово, неумолимо кололо тысячами невидимых булавок, мышцы раскисли от кислородного голодания и наотрез отказались работать. Если добавить к этому безудержную качку по всем направлениям, то было мне плохо, как никогда.
– Да, – Долговязый почесал макушку и выключил лазер. – Пожалуй, три минуты клинической смерти – это многовато. Ладно, сейчас я тебя подниму. Погляди, сколько пальцев показываю?
Я попытался хоть немного сфокусировать зрение, но результат все равно оказался невнятный – вместо пальцев я видел лишь размытый силуэт бесформенного пятна.
– Нисколько, – честно сообщил я.
– А вообще что-то видишь?
– Провода.
– Все понятно, – он отошел на несколько шагов, хватаясь за поручни в переборках, чтобы противостоять качке. Затем снова поднял руку. – А так?
Так было лучше. На большем расстоянии глаза видели гораздо устойчивее, так что я без особого труда различил три пальца, которые поднял вверх Долговязый.
– Три! – радостно сообщил я.
– Не угадал, – вздохнул он. – Я показал два пальца. Ладно, сейчас будем проходить курс интенсивной реабилитации.
Звучало не очень обнадеживающе. Курс интенсивной реабилитации в исполнении Долговязого не сулил ничего хорошего, так что организм начал самостоятельно входить в норму, лишь бы избежать предстоящей экзекуции. Покалывания прекратились, сердце перестало лениться и начало увереннее разгонять кровь по жилам.
– О, порозовели щечки! – сообщил отставник доставая из медицинского модуля шприц, размер которого наводил на мысли не столько о медицине, сколько о ветеринарии. – Сейчас мы тебе добавим жизненной силы.
– Э, погоди! – воспротивился я, с огромным трудом принимая сидячее положение. – Ты шприц поменьше мог найти?
– Не дрейфить, охотник! Руку давай!
Попытки сопротивляться ни к чему не привели, Долговязый легко поймал меня за запястье, пошлепал по вене и приложил компрессионный впрыскиватель к сгибу локтя. Я и ойкнуть не успел, как он нажал кнопку впрыска и мне в кровь влилась какая-то гремучая смесь, от которой по всему телу прошла тугая волна жара. Сердце тут же начало биться сильнее и чаще, в глазах образовалась просто-таки исключительная ясность.
– Это внутривенный энергогенератор, – объяснил Долговязый. – В твоем состоянии самое то, хотя присаживаться на него не стоит – клетки быстро старятся.
– И сколько же ты у меня лет жизни отнял? – пробурчал я, ощущая, что после дозы этого средства действительно способен на подвиги.
– Лучше посчитай, сколько я их тебе прибавил.
Он подал мне руку и помог подняться. На полу осталась большая лужа океанской воды, которая стекла с одежды.
– В порядке? – спросил отставник.
– Более или менее, – ответил я, стараясь удержаться за поручень в переборке. От безудержной качки начинало подташнивать. – Не узнал, что с транспортником Леси?
– Идем туда полным ходом. Пока ты тонул, нам передали данные с сателлита спасателей. Данные зондирования говорят, что корпус транспортника цел, лежит на глубине тридцать метров. В океане нет никого, все внутри. Так что продержатся. Ты только это…
– Не бери тяжелого в руки, а дурного в голову? – стиснул я кулаки.
– Ну да. Идем в каюту, переоденешься. А то не на охотника похож, а на мокрого пингвина через три дня после смерти.
– Самое время острить, – косо глянул я на него.
До каюты я добрался с огромным трудом, даже с учетом помощи Долговязого. Слишком много пришлось преодолеть трапов, коридоров и высоких порогов. В каюте он выдал мне яркий костюм спасателя, а мокрую форму засунул в прачечный модуль.
– Таблетку прими для разгончику, – он выдал мне крупную оранжевую пилюлю, а вторую такую же проглотил сам.
– Ты из меня наркомана сделаешь, – скривился я, но таблетку проглотил.
Через несколько секунд стало понятно, что не зря – тонус мышц резко повысился, а голова начала соображать на порядок быстрее.
– Ну как? – спросил Долговязый.
– Где ты этого набрал?
– Осталось. Ты просто не знаешь, как охотились в океане лет тридцать назад. Это сейчас надо как следует постараться, чтобы отыскать дикого биотеха в глубине, а вот в мои времена «Барракудами» здешние воды кишели, и «Стрелки» встречались, и «Сирены» и прочая мерзость, о которой ты, может, даже не слышал. И никто никогда не знал, где, как и какая тварь подстерегает. Не было интеллектуальных прицелов, не было тяжелых елдометов с дальностью поражения за дистанцией визуального контакта. И за всю эту технику приходилось работать самим. И мы научились, Копуха, делать себя быстрее «Барракуд», выносливее и точнее «Сирен», а числа с плавающей точкой считать успешнее, чем «Стрелки». Наши химики над этим всерьез поработали. И кое-что из этих разработок у меня осталось в запасе. Техника, знаешь ли, подводит время от времени. А человек попрочнее будет.
– И что, вы все сидели на наркоте?
– Это не наркота, Копуха. Это те ферменты и гормоны, которые есть у торпед, но нет у нас. А ведь у нас с ними есть кое-что общее.
– Что?
– Их конструировали на основе человеческих генов, – огорошил меня Долговязый. – Не знал? Ну так знай, салага. Но мог бы и сам догадаться, откуда у биотехов такие развитые мозги.
Несколько секунд я пребывал в глубоком шоке, мозг работал с лихорадочной скоростью, возможно, не в последнюю очередь из-за таблетки, в сознании складывался узор из разрозненных данных,
– Так вот оно что! – озарение вспышкой осветило мое сознание. – Вот почему из биотехов сделали такое пугало! Не только из-за опасности, которую они представляли в боевом смысле…
– Вот-вот. В официальной версии всегда ищи тёмный подвальчик. Сейчас об этом позабыли, раньше не говорили, но генетическая опасность, исходящая от существования биотехов, была для Евросовета главным поводом для их тотального запрета.
