Книга Большая охота - Дмитрий Янковский

После проделанной процедуры на фоне закопченных стен, да еще в безлунную ночь, я выглядел не заметнее призрака из средневековой легенды. Надо было только не улыбаться до ушей, а то зубы блеснут, как любил говаривать Грек Паршивый. В таком виде уверенности во мне сильно прибавилось, несмотря на потерю пяти минут. Я опять перешел на бодрую рысь, растопырив согнутые в локтях руки, чтобы не сбивать дыхание. И так увлекся бегом, что едва успел заметить растяжку. Вот было бы смеху, если бы я налетел на нее!

Перескочив через тонкую, почти невидимую проволоку, я опустился на четвереньки и исследовал ловушку, чтобы составить мнение о навыках тех, кто ее устроил. Растяжка оказалась сигнальной, а не боевой – проволока вела не к детонатору мины, а к пусковому устройству свето-шумовой гранаты. Мирные ребята. Точнее, тупорылые. Оставлять шанс выжить лазутчику в джунглях – это равносильно вбиванию шершавого кола в собственную задницу. Непрофессиональненько. Дайверы, черт бы их всех побрал! На моем месте мог оказаться бандит с древним двуствольным ручным пулеметом, который не ружьишко собрался спереть, а переколашматить всю честную компанию в две пулеметные ленты.

Уже окончательно воодушевленный недостаточным уровнем подготовки противника, я обогнул лагерь, аккуратно переступая через многочисленные, но бестолково установленные растяжки, и оказался в конце концов возле ящиков, восседая на которых незадачливый часовой давал свой унылый концерт. Осторожно подобравшись вплотную, я коротким ударом кулака в затылок утихомирил музыканта, тут же подхватил гармошку, лениво дунул в нее несколько раз, вроде как играть надоело, затем положил на ящики обмякшее тело, взял ружьецо, снял с оглушенного часового оба патронташа с ракетами, оставил гармошку и тихо удалился в ночь.

На обратном пути не имело смысла огибать лагерь по широкой дуге, как я вначале планировал – вдоль периметра было светлее, растяжки были видны хорошо, а народ, похоже, спал крепко. Пробираясь за грузовиками, я таки чуть не наступил на растяжку, вздрогнув от близкого женского вскрика. Этот звук в джунглях настолько редок, что к нему я не был готов. Тут же вскрик повторился снова, уже с другой интонацией, а потом перешел в размеренное ритмичное «О!», доносившееся из ближайшей палатки, полог которой так же ритмично покачивался.

«Весело у них тут, – подумал я, переступая через натянутую проволоку. – Так и разрыв сердца от неожиданности получить можно».

Вернулся я к нашей позиции в приподнятом настроении. Кочи по-прежнему не было ни видно, ни слышно. Устроившись в траве на пригорке и положив под бок трофейное ружьецо, я принялся с улыбочкой наблюдать за происходящим в лагере. Никто пока не бегал и не кричал. Похоже, что часовой, который должен был сменить музыканта, попросту проспал свою смену или не может оторваться от женской задницы. Эх, дайверы…

Наконец, минут через двадцать, из палатки выбрался мужчина с голым торсом и пошел отлить за палатку. По возвращении он глянул на ящики, потер глаза, вскарабкался наверх и принялся тормошить часового. Наконец ему удалось привести парня в чувство, и между ними началась, судя по жестам, ожесточенная перепалка. Звуки голосов до меня почти не долетали, только отдельные невнятные возгласы, но понятно было, что проснувшийся обвиняет музыканта в том, что он спал на посту. Наконец между ними наметилось взаимопонимание, и в лагере забили тревогу. Люди выскакивали из палаток, многие прыгали на одной ноге, на ходу натягивая штаны и роняя ракетные ружья. Впопыхах, как я того и ожидал, кто-то налетел на сигнальную растяжку, запустив в небо осветительную ракету и с оглушительным грохотом подорвав свето-шумовую гранату. У кого-то не выдержали нервы, и началась стрельба.

Несмотря на шум фейерверка в лагере, я ощутил за спиной чуть слышный шорох. Коча улегся рядом со мной и глянул на позицию дайверов. Отблески выстрелов и сполохи осветительных ракет играли в его черных блестящих глазах.

– Бандиты напали? – тихо спросил он.

– Нет, – ответил я, показав ружье. – Это они празднуют потерю одной единицы вооружения.

– Хорошо, – улыбнулся Коча. – Ты, Хай, тоже когда-нибудь станешь хорошим охотником. У тебя есть способности. Этот переполох позволит дайверам завтра, когда мы будем знакомиться, отнестись к нам с большим почтением.

– Поглядим. Были бы трофеи, которые мы сможем им предъявить.

– Трофеи будут. – Коча подкинул на ладони большой шарик, скатанный из свежей травы. – Я приготовил ловушку.

– Вот эту мохнатку?

– Несколько, – хохотнул Коча. – Ты не веришь в силу моих предков и богов? Пойдем, покажу.

Мы направились к океану, все еще слыша со стороны лагеря взрывы и выстрелы ружей. Кажется, ребята заняли оборону всерьез и надолго. Минут через десять мы спустились по трещине с небольшого каменного обрывчика на широкий пляж, куда бестолковая пальба доносилась значительно более глухо. Над океаном медленно всходила огромная полная луна, испещренная кратерами, в джунглях громко перекрикивались ночные звери.

– Тихо! – Коча прижал палец к губам и добавил чуть различимым шепотом: – Нельзя, чтобы торпеды услышали нас раньше времени.

Он присел на корточки и стал всматриваться в океан. Был почти полный штиль, и вода медленно дышала, напоминая огромного спящего зверя. Судя по отсутствию характерных кругов, торпед в непосредственной близости не было, иначе они всплывали бы к поверхности, прощупывая пространство ультразвуком. Коча разложил на песке пару десятков своих травяных шариков и два из них начал активно разминать, работая двумя руками.

– Помоги, – прошептал он.

Я тоже взял два комка свежей травы и начал повторять движения австралийца. Трава резко пахла, точнее, тошнотворно воняла, меня через несколько секунд чуть не вывернуло наизнанку.

– А теперь бросаем в воду, – скомандовал Коча. – Как можно дальше.

Влажная трава имела вполне пригодное для броска соотношение объема и веса, так что свои шарики я закинул достаточно далеко. Черными точками они мелькнули в лунном свете и беззвучно плюхнулись в океан, распространяя круги по поверхности. Кочины колобки упали в стороне от моих.

– Теперь ждать. – Коча снова уселся на корточки и тихо, едва слышно запел.

Пение было монотонным и очень размеренным, слова непонятного мне языка широко ходили по нотному кругу, как бы возвращаясь каждый раз к одному месту. Это было похоже на вращение стрелки часов, и я сразу понял, что Коча не просто поет, а точно отсчитывает время, как делали это его предки много тысячелетий назад.

Продолжая петь, он медленно поднялся с корточек и сам начал кружиться под свою песню. Фигуры его танца делались все сложнее, и в свете луны Коча стал похож на древнего духа, танцующего в зыбких сумерках. Его тень кружила вместе с ним, но в то же время словно немного отдельно, заворожив меня окончательно. После полусотни движений Коча начал прихлопывать в ладони и ритмично бить пятками в песок.

«Торпеды приманивает… – без страха подумал я. – Точно так, наверное, как его предки приманивали из океана огромную хищную рыбу».