Книга Жизнь на палубе и на берегу - Владимир Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По марсам!
Крестясь, поползли, как муравьи, по звенящим вантам матросы. На страшной высоте среди ревущего ветра выбрали тяжелые полотнища парусов. На самом верху лихие брамсельные, те, кому и сам черт не брат! Боцмана охрипли от крика и ругани:
– Марсовые вниз!
Спустились. Отдышались. Огляделись. Вроде бы все живы. И за то спасибо!
Уцепившись что было силы здоровой рукой за планширь, Володя не имел никакой возможности спрятаться от потока летящих в его лицо брызг. Теперь оставалось только держаться на месте и ждать, когда судно хотя бы чуть-чуть выровняется. Первый же шаг в сторону грозил сбросить лейтенанта в воду.
– Корабль по курсу! – раздался сверху истошный крик впередсмотрящего.
– Руль влево! – без задержки отрепетовал вахтенный офицер.
Натужно заскрипел штуртросами штурвал, на котором сейчас висел с десяток матросов. Прямо по курсу из темноты стремительно вырастала громада линкоровского корпуса. «Венус» все еще мчался на него. Дистанция сокращалась. Володя невольно вжал голову в плечи. Еще несколько секунд и случится страшное, после чего надеяться на спасение будет уже невозможно. В этот момент старик «Венус», дрожа всем своим деревянным телом, начал медленно, а затем все быстрее и быстрее поворачивать. Линейный корабль, а это оказался «Твердый», прошли почти впритирку бортами. На «Твердом» горело несколько фальшфейеров, и было видно, как из орудийных стволов вырывается пламя. Звука выстрелов, однако, слышно не было. Пушечные раскаты тонули в раскатах штормовых.
Со шканцев линейного корабля что-то кричал в рупор какой-то офицер. В ответ ему что-то не менее энергично пытался возвестить Развозов.
Очередной водный вал подхватил линкор и тут же вознес на свой гребень. С оказавшегося внизу «Венуса» казалось, что вознесенный к небу «Твердый» вот-вот упадет на них сверху. Еще мгновение и все поменялось: теперь на вершине гребня был «Венус», а далеко внизу, словно в далекой бездне, был едва виден «Твердый». Словно гигантские качели швыряли вверх и вниз громады морских судов. К всеобщему облегчению, оба судна вскоре разнесло в разные стороны.
– Спустить нижние стаксели! – уже кричали со шканцев.
Мимо лейтенанта промчалось на карачках несколько матросов, бежать в рост было бы равносильно самоубийству. Броневский оглянулся. Спускать было уже, собственно говоря, нечего. От стакселей осталось лишь несколько хлестающих по ветру клочьев.
Теперь «Венус» от большого хода уже зарывался в волны по верхнюю палубу, черпая воду попеременно двумя бортами. Нижние пушечные порты, как и подветренные руслени, уже давно находились под водой.
– Переборки отошли от палуб! Палубы проседают! Вода прибывает в трюм! Помпы не справляются! – неслись одно за одним страшные известия.
Широко расставив ноги, на шканцах возвышался внешне невозмутимый Развозов:
– Тимермана и плотников – укреплять переборки! Подпирать палубы аварийными брусьями! Всех свободных от вахты пассажиров к помпам!
К ночи ветер еще больше усилился. Небо вспыхнуло молниями, но теперь за ревом ветра не было слышно даже грома. Где-то вдали внезапно вспыхнул костер. Это молния поразила мачту одного из кораблей. Володя невольно поежился. Не дай Бог испытать такое!
Улучив момент, когда фрегат переваливался с одного борта на другой, Броневский с помощью случайно оказавшегося рядом матроса добрался до люка и буквально свалился в свое тесное обиталище.
– Неужели уже тонем? – враз спросили качавшиеся в своих подвесных койках лекарь с офицером-армейцем голосами самыми страдальческими.
– Пока что нет! – сквозь зубы ответил Володя.
Слетая вниз по трапу, он сильно ударил раненное плечо, и боль сейчас была нетерпимой.
– Неужели все-таки в скалу врезались? – подал еще раз голос лекарь.
– А может в кита? – выглянул из своего гамака армеец.
Подгадав, когда подвесная койка придет в состояние равновесия, Володя, кое-как запрыгнул в нее. Больше сил даже для ответа своим спутникам у него не было. Гамак раскачивался в такт качке, выписывая немыслимые кренделя. Чтобы не вылететь, пришлось зашнуроваться. Затем был почти мгновенный провал в тревожный и тяжелый сон. Шум бури и треск корпуса заглушали натужные стоны лекаря с армейцем. Обоих мучительно выворачивало наружу зеленой желчью. Но Володя ничего этого уже не видел и не слышал.
Уже позднее Броневский напишет об этом так: «Смерть во всех видах своих грозила нам или потоплением или сожжением; загоревшийся корабль скоро в темноте исчез, и судьба его угрожала нам подобной участью. Ужасное борение стихий привело нас в то положение, когда уже нет надежды на спасение, фрегат заливало волнами, людей отбило от работ и все в смертельном страхе, напрягая последние отчаянные усилия, ожидали неминуемой погибели. Но Бог и во гневе своем покрыл нас щитом своего милосердия. Ужасный дождь погасил молнии, смягчил ветер так, что в одиннадцатом часу мы могли уже править фрегатом под нижними стакселями. Если бы буря, или лучше ураган сей, продлился до света, то вся эскадра непременно должна была погибнуть».
На рассвете 27 октября с салингов «Твердого» среди пенных валов не было усмотрено ни одной мачты. Собравшись на шканцах, Сенявин и Малеев совещались, где искать разбросанные по океану корабли. Прикинули, что, скорее всего, все должны быть под ветром, после чего «Твердый» спустился на фордевинд и уже через какой-то час встретился со «Скорым», затем вдалеке были усмотрены еще два линкора, затем и «Венус». Теперь не доставало лишь «Рафаила» и «Елены». Тревога за их судьбу заставила изрядно поволноваться всех, от главнокомандующего до самого молодого мальчишки – юнги. Каждый из кораблей, подходя к Сенявину, докладывал ему о понесенных повреждениях. «Ярослав» дал знать, что не может больше держаться в море и просил «добро» идти в ближайший порт. «Селафаил», несмотря на то, что ветер довольно стихнул, показал сигналом, что имеет сильную течь до 26 дюймов в час. «Ретвизан» уведомил о том, что у него поврежден руль, и он почти не управляется. «Сильный» потерял грот-рей, и все прочие корабли имели не менее серьезные последствия. Не обошлось и без людских потерь. Два матроса были убиты молнией, еще один, не удержавшись, сорвался с мачты и навсегда исчез в штормовом океане. Погиб и армейский офицер, находившейся на одном из кораблей в качестве начальника солдатской команды. Погиб до обидного нелепо. Его при резком крене выбросило с койки и ударило виском об угол стола. Ветеран суворовских походов в Италии и Альпах, без единой царапины пришедший всю средиземноморскую кампанию, а нашел смерть… в собственной койке. Что это было: роковая случайность или перст судьбы?
В эти часы «Рафаил» с «Еленой», отнесенные далеко в сторону, отчаянно боролись с разбушевавшейся стихией.
Из воспоминаний Павла Панафидина: «В 8 часов пополудни мы были в опасности сойтись с адмиральским кораблем: передний парус от сильного ветра изорвало и корабль бросило влево с такой стремительностью, что руль, положенный на борт и фор-марсель, зарифленный, едва остановил корабль. Корабль был так близко, что, несмотря на ужасно темную ночь, можно было хорошо видеть весь корабль. Я подымал фок-марсель и был для примера людей на бушприте. Сознаюсь, что никогда не чувствовал ужаснее своего положения: один удар – и два корабля и сколько бы людей с достойным адмиралом были жертвою моря. Долго не могли привести корабль на настоящий румб.