Книга Страна призраков - Ли Патрик

Она сделала еще глоток пепси.

– Если уж на то пошло, мы тогда даже не знали, что все кончилось. Конечно, тот факт, что Пограничный город был заброшен, ничего хорошего не предвещал, но что там случилось? И посещение пустыни нам ничего в этом смысле не дало. Она всегда такая… пустая. При любых обстоятельствах. Первое, что я сделала, когда оказалась на той стороне, – посмотрела в небо. Целую минуту, наверное, смотрела, надеялась увидеть инверсионный след. Вот было бы интересно.

Странно, подумал вдруг Трэвис, почему он никогда даже не рассматривал вариант, при котором будущее было бы другим. Что если бы Пэйдж и ее коллеги столкнулись с процветающим через несколько десятилетий миром. Что бы они узнали и приобрели? Чему научились?

В какой-то момент он даже углядел в глазах Пэйдж тень надежды, с которой она смотрела в небо в то вторничное утро.

Тень растаяла.

– Тогда мы начали проводить обычные тесты, – продолжала Пэйдж. – Первый и самый простой: включили переносной приемник GPS и попытались поймать спутниковый сигнал. И кое-что нашли. Но с определением положения источника возникла путаница. Спутники-то были, но не там, где им положено. У нас в группе была Пилар Гутиерес, двадцать лет проработавшая в лаборатории реактивного движения НАСА. Об орбитальной динамике, скорости дрейфа и затухания и прочих штуках она знала все. Удержаться на орбите – дело далеко не такое простое, как думают многие. Спутники испытывают воздействие многих сил. Их тянет к себе луна. Их притягивает солнце. На них черт знает как влияет наклон земной оси. Все эти факторы нужно постоянно учитывать. Называется это дело удержанием спутника в заданной точке орбиты. Для коррекции положения спутники оснащаются небольшими ракетами, которые при необходимости отстреливаются по команде оператора с земли. Но судя по тому, что показывал наш приемник, коррекцией давно уже никто не занимался.

Она перевела дыхание.

– Так что вот так. Мы попробовали кое-что еще. У нас было с собой радиооборудование. Мы прослушали все частотные диапазоны. И ничего не услышали.

Она допила пепси и отставила стакан.

– Учитывая наше местонахождение, оставалось только одно – попытаться установить контакт со спутником связи. Желательно с таким, на котором была бы извлекаемая информация. Что-то, что мы могли бы понять. Что угодно. Но получить сигналы со спутника связи намного труднее, чем с навигационного. Его не поймаешь на карманный приемник. Нужна тарелка. Нужно точно знать, куда ее направить. Инженеры решают эту проблему с помощью коммуникационного спутника, который выводится на геостационарную орбиту, прямо над экватором, и обращается вокруг планеты с угловой скоростью, равной угловой скорости вращения Земли вокруг оси. Получается, что он всегда находится в одном и том же месте относительно земли. Но нам это не помогло: спутники давно сошли с орбит, опустились и вращались быстрее. Так что, даже заполучив «тарелку», мы бы все равно что стреляли наугад в темноте.

Пэйдж пожала плечами.

– Но мы должны были попробовать и попробовали. Выбрали точку над экватором, ниже геостационарной высоты, и несколько часов подряд передавали универсальный сигнал, на который откликается большинство спутников. Мы передавали этот сигнал всю вторую половину дня, до позднего вечера, но ответа так и не получили. И все равно продолжали. В таком деле нужна выдержка. Заодно проверяли и кое-что еще. Выяснили функции третьей кнопки. Выяснили значение тональной звуковой последовательности.

Пэйдж посмотрела на рюкзак с цилиндром, лежавший на свободном стуле.

– Она отключает изменения.

Трэвис переглянулся с Бетани и снова повернулся к Пэйдж.

– Отключает изменения?

– Это трудно объяснить. Прежде всего трудно понять. Мне повезло, я увидела это в действии. Пока Пилар работала со спутниковым оборудованием, я решила проверить одну идею. Взяла второй цилиндр и в настоящем времени отъехала на джипе к валуну в полумиле к северу от Пограничного города.

Трэвис знал, о каком камне идет речь, хотя видел его лишь пару раз. Размером с компактный автомобиль, тот был единственной заметной деталью пейзажа в радиусе нескольких миль от будки подъемника.

– Идея была простая, – продолжала Пэйдж. – Я хотела посмотреть, как действие в настоящем отражается в будущем. Ничего хитроумного выдумывать не стала. Включила цилиндр и направила его на валун. Посмотрела на него в настоящем и в будущем. Никаких отличий. Эрозия, конечно, идет всегда, но на относительно коротком временном промежутке она незаметна. Потом взяла из джипа монтировку и… догадайтесь, что я сделала.

Первой догадалась Бетани – глаза у нее вспыхнули.

– Врезала монтировкой по камню в настоящем и посмотрела, появится ли царапина в будущем.

– Думаешь, появилась?

– А разве нет?

Пэйдж пожала плечами:

– Могу сказать одно – не появилась. Я долбила и долбила этот чертов камень. Проделала царапину в пару дюймов глубиной. Но в будущем ничего не случилось. Камень как был гладкий, так и остался.

Бетани недоуменно посмотрела на Трэвиса. Снова на Пэйдж. Ошеломленная, она так и не нашлась, что сказать.

– Изменения блокируются, – объяснила Пэйдж. – Все просто. Хотя как это работает, я не знаю. Думаю, когда мы включили цилиндры в первый раз, тоновые сигналы означали, что приборы наведены на то будущее, к которому мы шли в данный конкретный момент. Независимо от последующих изменений, мы видели то будущее, которое было определено.

– Блокировка изменений… – пробормотала Бетани. – Но ты же не хочешь сказать, что наше будущее блокировано? Нет?

Пэйдж покачала головой:

– Только то, которое мы видим через проекционное окно. Подумай вот о чем. Предположим, цилиндры показывают будущее через десять дней от настоящего. Ты смотришь и видишь, что у тебя обычный день. Видишь газету с выигрышными номерами субботней лотереи. Ты записываешь их, а в настоящем бежишь в магазин и покупаешь билет. Выигрываешь. Теперь все твое будущее должно измениться. Но когда ты снова смотришь в будущее, то видишь, что там ничего не изменилось. Видишь, что та женщина ничего не празднует, не ушла с прежней работы и вообще ее жизнь катится по изначальной колее. Будущее по ту сторону «окна» следует уже выбранному плану, тому, в котором ты ничего не выигрывала. Оно определено, и любые изменения исключены. По крайней мере, так я себе это представляю. Будущее, которое показывают нам цилиндры, можно сравнить с живой фотографией будущего, к которому мы шли на момент первого включения.

– То есть мы все еще можем спасти мир по эту сторону «окна», – заключил Трэвис. – Но мир, который мы видим по ту сторону, навсегда останется в руинах. Останется таким. Его будущее уже определено и не изменится.

– Вот именно. – Пэйдж помолчала. – Почему цилиндры запрограммированы так, а не иначе, можно только догадываться. Не надо забывать, что они создавались для какой-то цели. Они были для чего-то нужны. Может быть, будущее, которое реагирует на современные изменения, слишком неуловимо, слишком текуче, чтобы осмыслить его и понять. Может быть, альтернативные версии такого будущего мелькали бы перед нами, как кадры в слайд-шоу. Вспомните теорию хаоса. Восприимчивость к исходным условиям. Возможно, с практической точки зрения необходимо, чтобы эти исходные условия были совмещены и связаны с одним будущим. Только в этом случае мы можем переходить из одного времени в другое и не опасаться, что мир меняется буквально у нас под ногами. Думаю – и даже уверена, – что разработчики предусмотрели способ последующей переустановки, перезагрузки этих устройств с использованием оборудования, которого у нас, очевидно, нет. Можно сказать, что у нас есть айподы, но нет док-станций.